Самая знаменитая московская коллекция принадлежала промышленнику и покровителю искусства П. М. Третьякову. Третьяков начал собирать современное русское искусство в 1850-е годы, и к середине 1870-х годов у него была обширная частная галерея, которую он открыл для публики. Он особенно активно участвовал в передвижных выставках: его масштабные приобретения обеспечивали постоянную поддержку художникам, которые считали его исключительным благотворителем и другом[460]
. Легендарный покровитель русской реалистической живописи часто делал свои приобретения еще до открытия выставок для публики[461]. Реакция публики на начинания Третьякова, однако, варьировалась в зависимости от города. Так, Стасов отмечал, что в Москве, новом центре произведений национального искусства, русские относились к патриотическому проекту Третьякова с неподдельным энтузиазмом, тогда как в Санкт-Петербурге, столице империи, общество смотрело на него с плохо скрываемой завистью:Г. Третьяков – это один из самых злых врагов Петербурга, потому что он в первую же минуту покупает и увозит к себе в Москву, в превосходную свою галерею русского художества, все, что только появится у нас примечательного; но в то же время он один из тех людей, имя которых никогда не позабудется в истории нашего искусства, потому что он ценит и любит его, как навряд ли многие, и в короткие годы составил, на громадные свои средства, такую галерею новой русской живописи и скульптуры, какой нигде и ни у кого больше нет, даже в Академии и в Эрмитаже… <…> Итак, чего не делают большие общественные учреждения, то поднял на плечи частный человек – и выполняет со страстью, с жаром, с увлечением, и – что всего удивительнее – с толком[462]
.Третьяков также участвовал во всемирных выставках в Лондоне, Париже и Вене, предоставив работы, благодаря которым русское искусство начало получать международное признание. Он был коллекционером-патриотом: идея, вокруг которой он построил свою коллекцию, заключалась в учреждении музея русского искусства на благо русской публики. Изначально он открыл его для узкого круга друзей в 1874 году; затем, в 1881 году, музей стал доступен для всех, и в этот год его посетило 8000 человек. К началу 1890-х годов Третьяковская галерея имела такое признание, что современники даже придумали поговорку: побывать в Москве и не посетить галерею – это то же самое, что пропустить папу в Риме. Вход в музей был бесплатным, а число посетителей к началу 1890-х годов достигало 50 000 в год [Овсянникова 1962: 33–35, 39]. Незадолго до смерти Третьяков завещал музей городу Москве, и в 1893 году Московская городская галерея Павла и Сергея Третьяковых открыла свои двери публике. Неорусский фасад здания, спроектированный Васнецовым в 1900 году, завершал образ галереи как символа русской культурной идентичности[463]
.Третьяковская галерея увековечила триумф русской культуры. В живописи этот русский поворот, помимо национального реализма передвижников, нашел выражение во множестве форм и жанров: в ироничных жанровых картинах П. А. Федотова, сказочных стилизациях В. М. Васнецова, колоссальных русских купцах Б. М. Кустодиева, ярко раскрашенной старой Московии Н. П. Рябушинского, лирических православных образах М. В. Нестерова. Все это были яркие примеры национального своеобразия в искусстве, один из ответов на рутинное обвинение в «бесконечном подражании», с которым иностранные и местные обозреватели регулярно нападали на русских художников.
В эпоху культурного национализма поддержка посетителей музеев и читателей газет была не менее важна, чем личное покровительство таких людей, как Третьяков. По сути Третьяков находился в положении важного посредника, как определяет это Норман. Коллекционеру удалось донести живопись, традиционно считавшуюся высокой формой искусства, до русской публики, которая с заметным энтузиазмом встретила новую эстетику «реализма и народности». Более того, на страницах массовой прессы Третьяков сам превратился в национального героя за оказание этой ценной услуги обществу. Его имя и его музей стали неотделимы от художников, практикующих реалистическую эстетику.