Два года спустя Дягилев возобновил свои яростные нападки на Русский музей. В большой статье «О русских музеях» он указал на стихийные истоки национальной галереи в Санкт-Петербурге, представляя ее как один из «самых печальных примеров» нереализованного потенциала в русской культуре. Если Третьяковская галерея, ограниченная вкусом и средствами частного коллекционера, смогла собрать грандиозную коллекцию картин, узко ориентированную на 1860-е – 1880-е годы, государственный музей должен быть в состоянии представить всю историю русского живописи, от Петра Великого до настоящего времени. «Музей непременно должен быть также и нашей историей в ее художественных изображениях». Тем не менее национальная галерея, к несчастью, потерпела неудачу в этом начинании, превратившись в «скучнейший казенный музей». Не меньшее возмущение критика вызвала практика комплектования музея, особенно его нежелание купить картину Малявина «Смех», изображающую русских крестьянок в красном. Эта работа недавно получила золотую медаль на всемирной выставке в Париже, и о ней «целый год говорила вся Европа». Кроме того, музей не перенес из петергофского дворца и цикл знаменитых «Смолянок» Левицкого, как планировалось. «Надо просить, тысячу раз просить, чтобы перлы русского искусства стали доступными русской публике и чтобы они все целиком вошли в русское художественное хранилище» [Дягилев 1901: 173, 166, 168]. Что именно составляло эти «перлы», было, конечно, собственным видением русской культуры «Мира искусства» (группа оказывала решительное предпочтение художникам XVIII века, а также своим современникам, таким как Ф. А. Малявин и В. А. Серов). Тем не менее неспособность государственного музея представить русское искусство в его историческом развитии было, с точки зрения Дягилева, непростительно: критик сожалел, что никто не питал интерес к русскому искусству, что никто не любил его. Задача национального музея, по мнению Дягилева, состояла в том, чтобы собрать «истинные произведения русского искусства» и, собрав, полюбить их. В этом дискурсе любви, исходящем от Дягилева, который сурово критиковал государственный музей за его «холодную черствую формальность», звучит нота искренней скорби.
Полемика, которая разыгралась в прессе между Дягилевым и Репиным, едва ли касалась исключительно Русского музея. По сути, Дягилев бросил вызов тому виду канонизации, которая имела место в этом государственном институте. Его диалог с Репиным послужил тому, чтобы перевести публичный дискурс от музея – как объекта национальной гордости – к вопросам формирования канона.
Воинственный сарказм Дягилева и праведное негодование Репина являются самыми яркими моментами в остальном довольно спокойной реакции общества. Если несколько публичных персон выступили против национального музея, то массовая пресса по большей части продолжала хранить молчание по этому вопросу, по сути, исключая музей из общественной дискуссии об искусстве и идентичности. По всей видимости, русские каким-то образом не желали испытывать национальную гордость за новую художественную галерею, учрежденную во имя них. Нельзя сказать, что музей совсем не принимал посетителей – цифры, которые предоставляют ученые, на самом деле поразительно высоки и сравнимы с данными о Третьяковской галерее. Публика посещала Русский музей, но музею не удалось захватить национальное воображение, ведь он не мог «выехать» за пределы столицы и добраться до подавляющего большинства русского населения на страницах массовых периодических изданий так, как это делала Третьяковская галерея. Не вызывал он и широкомасштабных дискуссий наподобие тех, которые всколыхнули русское общество всего лишь несколько лет назад.
Официальные и полуофициальные панегирики, с одной стороны, и яростные нападки «декадентов», с другой, – так в письменных источниках того времени велись ограниченные споры вокруг Русского музея. Периодически появлявшиеся путеводители по русской национальной художественной галерее являются единственным свидетельством «коммуникации» между музеем и обществом в целом. Действительно, с профессионализацией художественной критики, бо́льшая часть написанного об искусстве переместилась из массовой прессы в путеводители и специализированные художественные журналы, где эстетика, еще совсем недавно являвшаяся предметом полемики в сочинениях Чернышевского и Писарева, обрела гостеприимный дом.
Глава 6
Построено из слов