Несмотря на такое разнообразие определений, учреждение национального музея было важной вехой в проекте построения русской культуры. В течение целого десятилетия между замыслом музея в 1872 году и его открытием 11 лет спустя пресса непрестанно писала об этом культурном мероприятии и его значении для страны, освещая каждую неудачу и каждый успех музея и побуждая общественность к обсуждению. Множественность мнений и голосов, которые мы находим в современной прессе, не сходятся воедино: скорее, мы сталкиваемся с увлекательной незавершенной работой и накоплением дискурса о культуре. Тем не менее желание видеть полную картину истории России объединяло разнящиеся мнения. Так один из авторов резюмировал, что учреждение национального музея должно быть предметом гордости для любой страны: музей означает, что государство уже эволюционировало, чтобы принять свою окончательную форму, «что теперь оно – тó, каким должно быть», и что теперь оно может оглянуться на свой собственный прогресс и спокойно наблюдать за ним[612]
. Организаторы особенно подчеркивали, что Национальный музей будет институтом, представляющим полную картину России:В Музее будут собираться
Первостепенная задача музея – наглядно представить тысячелетнюю историю Российского государства и ее масштабное содержание – характеризовала Исторический музей как действительно
В отличие от популярного дискурса, построенного вокруг Исторического музея, само учреждение не оправдало возложенных на него надежд. Если дискурсивно Исторический музей более десяти лет служил оплотом идентичности, то фактически недостроенный музей наконец открыл свои двери публике лишь в 1883 году, в связи с коронацией Александра III. К этому времени были закончены первые 11 залов; в последующие 34 года будет добавлено еще пять, и экспозиция завершится XVI веком. Восемнадцать залов, отведенных под историю Романовых, так и не были реализованы. Строительство здания, которое первоначально планировалось завершить в 1877 году, встретило достаточно организационных и финансовых препятствий, так что архитектору Шервуду пришлось публично отстаивать в прессе саму идею музея. Общество также начало выражать сомнения в том, нужен ли музей вообще[614]
. Уже в 1885 году Забелин, возглавивший музей в том же году, сравнивал его с «парализованным больным и несостоятельным должником» [Формозов 1984: 178][615].После непримечательного открытия Исторический музей исчез со страниц прессы. Первый краткий путеводитель по экспозиции увидел свет лишь в 1914 году. Кажется, общество практически забыло о музее, который лишь несколько лет назад был у всех на слуху. «Главный» музей России был явно настолько «невидим», что в 1910-е годы в связи с 300-летием династии Романовых было выдвинуто
Создание национального музея в очередной раз оказалось невозможным проектом. В ретроспективе неосуществимость такой коллективной мечты очевидна. Но тогда, в предвкушении публичного музея для показа всей стране, современная русская пресса встречала каждого нового кандидата как подлинно национальное учреждение. И хотя сам Исторический музей не оправдал ожиданий, связанный с ним публичный дискурс стал неотъемлемой частью практики построения культуры. В результате всех этих фальстартов русская публика объединилась, чтобы представить себе, что должно составлять такой национальный институт, и эти представления оказались гораздо более важными, чем сам музей, который мог бы когда-нибудь появиться[616]
.Глава 7
Национальное возрождение в полном объеме