Искусство на повестке дня. Рождение русской культуры из духа газетных споров

«Снегурочка» имеет богатую историю постановок. Премьера хореографической сюиты на музыку Чайковского состоялась в мае 1873 года в Большом театре в Москве. После девяти спектаклей, последний из которых состоялся в августе 1874 года, эта постановка больше не ставилась. Вскоре после московской премьеры, в сентябре 1873 года пьеса была опубликована в «Вестнике Европы». В 1881 году Римский-Корсаков написал оперу «Снегурочка» по сказке Островского: премьера состоялась 10 февраля 1882 года в Мариинском театре Санкт-Петербурга, где она получила прохладный прием. Следующей зимой в Абрамцеве была показана любительская постановка драматической версии «Снегурочки». Для этого спектакля, в котором Васнецов, Репин и Мамонтов исполняли роли соответственно Деда Мороза, боярина Бермяты и царя Берендея, Васнецов подготовил оригинальные декорации, которые вскоре произвели сенсацию[667].

В 1885 году на сцене Частной русской оперы С. И. Мамонтова в Москве состоялась премьера версии Римского-Корсакова. Этот спектакль, сценическое оформление которого было осуществлено В. М. Васнецовым, И. И. Левитаном и К. А. Коровиным, произвел на зрителей лучшее впечатление, и в ряде газет даже рекомендовалось включить оперу в репертуар Большого театра[668]. Несмотря на сильное влияние, которое «Снегурочка» произвела на знатоков, она стояла особняком как русская опера в репертуаре, где преобладали традиционные европейские сочинения, и большинство современных критиков считало, что незнакомая русская музыка Римского-Корсакова стала абсолютным провалом[669]. «Снегурочка» была поставлена еще раз в обновленном театре Мамонтова, который после нескольких лет перерыва в 1896 году продолжил работу. Критики снова встретили неудачную оперу прохладно[670].

Затем последовало множество других постановок и в России, и за рубежом. Когда французский режиссер рассматривал постановку «Снегурочки» в Opéra Comique в Париже в 1907 году, Мамонтов отдал должное «Снегурочке» как опере, представлявшей лучшее, что есть в России, то есть утонченный и поэтический дух русского народа, а не грубых, пьяных крестьян, которых ожидали увидеть западноевропейские зрители[671]. Эта парижская постановка имела несомненный успех. Особенно неизгладимое впечатление произвели костюмы. Занималась ими княгиня Тенишева, и она лично изготовила корону для царя Берендея [Тенишева 2006: 363–366]. В своих воспоминаниях Тенишева подчеркивает, как старательно и продуманно была воспроизведена каждая деталь традиционного русского костюма:

Мне был предоставлен неограниченный кредит. Так как подходящей материи для костюмов достать было негде, то я сделала все сарафаны вышитыми сверху донизу, и обошлось это, конечно, недешево. Кокошники, ожерелья, шугаи, мужские костюмы – все прошло через мои руки, а корона царя Берендея была сделана мной собственноручно в моей мастерской, так как та, которую сделал театральный ювелир, была неудовлетворительна [Васильев 2000: 17].

Конечным результатом была роскошная постановка, имевшая большой успех у иностранной публики.

Однако на родине пресса по большей части не испытывала восторга. В 1873–1874 годах отзывы о «Снегурочке» как о самой пьесе, так и постановке на музыку Чайковского были одинаково негативными. Хотя рецензенты находили мало похвального в новой пьесе Островского, они говорили о ней постоянно. Среди многочисленных статей, развивавших контрдискурс «Снегурочки», можно найти целый ряд интерпретаций, в том числе такую, где предполагается, что Ярило-Солнце – это пылкий возлюбленный Снегурочки, чье жгучее желание заставляет ее растаять. Это прочтение, наряду с другими более или менее правдоподобными объяснениями странной пьесы, широко циркулировало в обществе[672].