Придуманная традиция Берендеевки существенно повлияла на воображение как русских, так и иностранцев и продолжает служить подходящим ориентиром для русской национальной культуры сегодня. Если другие части возрожденной русской старины были отчасти историей, отчасти выдумкой, вымышленная Берендеевка было чисто литературным изобретением. Тем не менее ее многочисленные версии – на сцене и на всемирных выставках, в выставочных залах и музеях, в журналах, газетах и книгах – захватывали воображение русских, стремившихся найти образ, который положительным образом охарактеризовал бы русское своеобразие.
Примечательно, что по мере того, как новые художники, писатели и общественные деятели продолжали заново открывать русскую старину, точка ее зарождения постоянно смещалась. Вот почему существует так много различных трактовок того, что именно подразумевалось под национальным стилем и русской стариной. Письменный комментарий полностью разделяет ответственность за создание национального духа в искусстве во всех его многочисленных проявлениях. В 1902 году Грабарь охарактеризовал хаотичный процесс формирования национального духа в искусстве на страницах «Мира искусства»:
Начиная с Тона, мы усиленно принимаемся сочинять «в русском духе» <…> Забавнее всего то, что как только мы что-нибудь сочиним, так и славим на весь свет, что вот уж и найдена Русь. Нашел ее Тон и все поверили, что это и есть Русь. Потом нашел Шервуд. И опять поверили. Курьезнее всех Ропетовский эпизод. Этому поверил даже такой тонкий человек, как С. И. Мамонтов. И все верили Ропетовским петушкам. Потом явилась Стасовская Русь и уж казалось, что это и есть самая настоящая. <…> …Руси нет как нет[711]
.В свою очередь, Грабарь предлагает иную точку отсчета национальной традиции: картины Васнецова и Сурикова, а затем русское декоративно-прикладное искусство. Предложенная Грабарем краткая история русских поисков культурной идентичности в искусстве подчеркивает постоянные сдвиги относительно того, что общество ощущает как подлинно традиционное. Вскоре под подозрением у последующего поколения окажутся и собственные кандидаты Грабаря – Васнецов и русские ремесла. Не говоря об этом напрямую, Грабарь фактически показывает в своей статье саму невозможность создания национальной культуры на заказ. Он рекомендует художникам прекратить «совершенно ненормальную погоню за этим фантомом, этой загадочной, неуловимой Русью» и позволить художественной свободе делать свое дело, потому что нельзя создать национальность насильно [там же: 55].
Эпилог
«Мир искусства» в новостях
Воплощением культурных войн XIX века был блистательный журнал с репутацией возмутителей спокойствия – «Мир искусства». Начиная с самого первого номера, издание моментально стало заметным общественным явлением. На фоне стремительного, но бессистемного роста иллюстрированной периодики в последние два десятилетия XIX века «Мир искусства» производил впечатление шедевра [Dobujinsky 1942: 51][712]
. Он ввел новую тенденцию в художественную прессу, отразившуюся в целом ряде публикаций: роскошно иллюстрированные ежемесячные издания «Художественные сокровища России» (1901–1907), «Старые годы» (1907–1916), «Аполлон» (1909–1917) и «Золотое руно» (1906–1909), продолжившие дело «Мира искусства» в Москве. Однако сам журнал, как указывают исследователи, никогда не пользовался большим спросом: число его подписчиков редко превышало одну тысячу [Bowlt 1972: 188–189][713]. Публичным событием журнал сделался благодаря своей склонности к скандалу.Больше всего «Мир искусства» выделялся как неиссякаемый источник полемики. Искусство в России, бесспорно, становится новостью к концу столетия, как показал этот журнал. Первые пять выпусков действительно были быстро распроданы, и возникла необходимость в новом издании[714]
. Журнал был втянут в дискуссии с критиками, художниками, обществами и изданиями всех мастей; широкая публика, которая не была подписана на «Мир искусства», была вовлечена в полемику, разжигаемую журналом на страницах менее радикальных, хотя и не менее категоричных ежедневных изданий.Объединение «Мир искусства» включало в себя печатное периодическое издание превосходного качества, «кружок», и два цикла выставок; оно позиционировало себя на перекресте разнообразных разговоров об искусстве и идентичности, которые распространились в России в конце дореволюционной эпохи. Как предостерегает Дж. Боулт,