Редакционная статья Дягилева в первом номере «Мира искусства», смело названная «Сложные вопросы», является шедевром искусства провокации. Оставив в стороне многие животрепещущие вопросы того времени, за которые Дягилев брался не колеблясь, остановимся лишь на двух, десятилетиями вызывавших резонанс в обществе: «Что такое искусство?» и «Что такое национальная культура?» На рубеже столетий роль искусства в обществе была как никогда актуальна. Трактат Толстого «Что такое искусство?» оживил интерес общества к проблемам культуры, когда он появился в «Вопросах философии и психологии», незадолго до выхода первого номера «Мира искусства». В своей редакционной статье Дягилев писал о «пощечине, нанесенной искусству его неблагодарным служителем Львом Толстым, отвергшим искусство всех веков и низведшим самое назначение его до степени одной из христианских добродетелей». Дягилев парировал нападки Толстого на современную культуру и утверждал превосходство красоты и свободы в искусстве. В том же духе он категорически отрицал наследие Стасова, Чернышевского, передвижников и других приверженцев «утилитарной» эстетики. Особенно беспощаден великий импресарио был по отношению к Чернышевскому: «Эта нездоровая фигура еще не переварена, и наши художественные судьи в глубине своих мыслей еще лелеют этот варварский образ, который с неумытыми руками прикасался к искусству и думал уничтожить или, по крайней мере, замарать его» [Дягилев 1899б, 1–2: 13]. Заключение Дягилева – это гимн красоте, которую он возносит и над толстовской моралью, и над социальной полезностью Чернышевского: «Мы прежде всего жаждущее красоты поколение. И мы находим ее всюду, и в добре, и в зле» [Дягилев 1899б, 3–4: 60].
Рис. 24. П. Е. Щербов, «Интимная беседа об эстетике Вавилы Барабанова с Николой Критиченко» // Шут. 1898. № 10
Журнал «Мир искусства» также попытался дать новое определение понятию «национальной культуры». Национальный характер оставался приоритетным вопросом во многих спорах об искусстве, и трактат Толстого предлагал критикам еще один повод вернуться к нерешенным вопросам. Историк искусства Гнедич, например, внес свою лепту в полемику своим фельетоном «О красоте», опубликованным в «Новом времени» в конце 1898 года. Искусство не может быть универсальным, утверждал Гнедич, ведь то, что дорого и замечательно для одной нации – будь то костюм, орнамент или пейзаж – может оказаться безобразным для другой. По мнению Гнедича, «нет другой красоты у народа кроме его национального характера, – а оттуда и все его искусство»[719]
.«Национальное» было одновременно желанным и оспариваемым атрибутом. Как это ни поразительно, но и ультранационалист Стасов, и космополит Дягилев настаивали на важности национальных черт в искусстве, хотя и совершенно по-разному. Проклятия Стасова в сторону антинациональных декадентов хорошо известны. Другие критики также усиливали представление, что объединению «Мир искусства» решительно недостает патриотических настроений. Например, поэт и публицист П. П. Перцов, стоявший за движением символистов, написал статью «Декаденты и национализм», в которой утверждал, что позиция «Мира искусства» в отношении культурной идентичности – это «крайнее отклонение от национального типа в сторону Европы»[720]
.Вопреки предвзятым представлениям, объединение «Мир искусства» не возражало против национальной традиции как таковой – оно возражало против того, что Бенуа называл «ложным национализмом»:
Работы передвижников представляли именно такой фальшивый национализм, «результат многолетней пропаганды лубочных передвижнических картинок с неизбежными столбцами пояснительного текста к этим картинкам В. В. Стасова». Именно в трудах Стасова и других «невежественных» критиков, согласно «Миру искусства», «нравоучительный анекдот» стал определяющей чертой творчества русского народа[722]
.