В итоге полемика по поводу художественной критики привела к нескольким долгосрочным результатам. Одним из положительных последствий стало формирование общего, пусть пока еще уязвимого и наивного, языка эстетики, накопленного в ходе разных выставочных сезонов. Этот зарождающийся общий язык был достаточно знакомым, например, для Салтыкова-Щедрина, чтобы сделать пародию на него. Описывая нашумевшую «Тайную вечерю» Ге, сатирик восклицает, в подражание сочинениям в массовой прессе: «я сказал бы: посмотрите, как добросовестно задуман такой-то нос! как искусно кинута такая-то складка! как хитро рассчитано освещение!»[316]
Другой результат имел отношение к тому, что критики расценивали как развитие вкуса. В 1872 году художественный критик А. М. Матушинский, автор статей в «Голосе» и «Русском вестнике», во всех деталях рассмотрел это долгожданное явление:Отрадный факт, что вкус к произведениям искусства с каждым днем все более и более развивается в нашей публике, не подлежит, кажется, сомнению. Художественные выставки в последнее время вообще стали посещать охотнее, на картины являлись покупатели. Хорошие вещи не застаиваются на выставках, но разбираются, можно сказать, нарасхват. <…> Журналистика тоже стала теперь несравненно больше, чем прежде, интересоваться искусством: несколько лет тому назад, только немногие толстые журналы уделяли на страницах своих место обозрению художественных выставок. Теперь почти нет той маленькой газетки, которая не печатала бы подобных отчетов. Правда, зачастую суждения нашей печати об искусстве отличаются еще удивительною наивностью, а подчас и полнейшим незнанием дела, от этого разноголосица выходит страшная, но дело не в том. Все же, значит, статьи об искусстве читаются, на них, очевидно, есть требование, они, стало быть, интересуют публику. Наконец наша провинция, еще недавно совершенно равнодушная ко всему, что делалось в области искусства, тоже начинает обнаруживать теперь проявление вкуса к изящному. <…> Все это вместе красноречиво говорит о новой возникающей в обществе потребности, – потребности к удовлетворению эстетического чувства, всегда бывающей верным признаком поднятия в стране общего уровня народного образования[317]
.Матушинский точен в своем анализе публичного дискурса, окружающего искусство, когда он подчеркивает его полезность даже с учетом общего невежества авторов. Привычным риторическим ходом критик заключает, что благодаря этой разнородной литературе на относящиеся к искусству темы – в выигрыше оказалась русская публика.
Распространение специализированных журналов в 1870–1890-е годы, таких как «Пчела» (1875–1878), «Художественный журнал» (1881–1887), «Вестник изящных искусств» (1883–1890), «Артист» (1889–1895) и «Мир искусства» (1899–1904), помогало поднять художественный дискурс на более профессиональный уровень[318]
.Наряду с массовыми ежедневными газетами и иллюстрированным еженедельным журналом «Нива», в художественных журналах появлялись более серьезные критические материалы. Именно такие тексты Хабермас называл «средствами институционализации культурно-художественной критики». Они давали возможность образованному обществу участвовать в дискуссии – а именно благодаря дискуссии публика присваивает искусство [Хабермас 2016: 94–95]. Но опять же, с профессионализацией художественной критики полемика вокруг искусства не утихла; традиция споров продолжилась в ярких диалогах между специалистами на страницах элегантных художественных журналов и их бесцеремонными оппонентами – плохо обученными фельетонистами.