Искусство на повестке дня. Рождение русской культуры из духа газетных споров

Военная галерея 1812 года, открывшаяся в декабре 1826-го, была одним из немногих очагов публичной культуры в официальной резиденции Романовых, привлекавших внимание современников. В ней было представлено 332 портрета военных командиров, которые отличились в войне с Наполеоном. Среди обративших особое внимание на это помещение был, например, и Пушкин: он описал галерею в стихотворении «Полководец» (1835). Другим важным публичным событием была выставка знаменитой картины Брюллова «Последний день Помпеи» (1830–1833) (рис. 9). Картина прибыла в Эрмитаж на крыльях европейской славы в августе 1834 года в качестве подарка Николаю I, который милостиво принял ее и вызвал Брюллова из Италии занять должность профессора в Академии художеств. Многие писали по этому поводу, включая А. С. Пушкина, М. Ю. Лермонтова, Е. А. Баратынского, В. А. Жуковского и А. И. Герцена. Н. В. Гоголь записал свои впечатления о картине в статье, опубликованной в составе его «Арабесок» в 1835 году[376]. Все эти письменные свидетельства предлагали ценный комментарий к картине Брюллова, но это произведение искусства преимущественно оставалось малоизвестным публике. Один из анекдотов, появившихся в 1899 году в связи с юбилеем Брюллова, помогает подчеркнуть скудость и низкое качество средств распространения искусства в первой половине XIX века. До поступления картины «Последний день Помпеи» в Санкт-Петербург в обществе циркулировало несколько репродукций, которые были не копиями, а вариациями, основанными на словесных описаниях картины. Даже когда картина была показана в Санкт-Петербурге, она все еще оставалась «сказкой» в Москве, и, по-видимому, сам художник однажды посетил панораму, которая была создана на основе его картины, но имела очень мало общего с оригиналом[377].

Рис. 9. К. П. Брюллов, «Последний день Помпеи» (1830–1833)

Вслед за единичными случаями публичных показов в Зимнем дворце Николай I поручил немецкому специалисту по музейной архитектуре Лео фон Кленце построить для коллекции отдельное здание. 5 февраля 1852 года, после десяти лет строительства, Новый Эрмитаж, неоклассическое здание, украшенное портиком в греческом стиле и гранитными атлантами, принял своих первых посетителей – почетных гостей, приглашенных на изысканный праздник в екатерининских традициях, который устроил по этому случаю император.

Открытие публичной художественной галереи стало ключевым моментом в истории русской культуры. Тем не менее музей не стал современным учреждением в одночасье. Первое десятилетие своего существования Новый Эрмитаж был публичным только по названию: «Приходили к императору, а не в музей», – лаконично отметил Ж. Базен [Bazin 1967: 215]. Согласно набору «правил» для посетителей 1853 года, официальная одежда – черный фрак или вицмундир – являлась необходимым атрибутом для приходящей в музей публики (за исключением художников, которые приходили в музей работать), а билеты требовались от всех посетителей. В одном из первых путеводителей по публичному музею ситуация коротко описывалась следующим образом: «В последнем веке Эрмитаж был приютом для Императорской Фамилии и вместе Музеем. В наше время он сохранил тот же характер» [Жиль 1861: xxvii].

Как и во времена Екатерины Великой, правящая династия продолжала определять эстетику и в публичном музее. Коллекция Нового Эрмитажа была организована на основе беспорядочных вкусов Николая и абсолютной произвольности его суждений. Художник Ф. Бруни зафиксировал следующий диалог с государем, состоявшийся, когда они разбирали картины в хранилищах Эрмитажа:

– Это фламандец!

– Ваше Величество, а мне кажется…

– Нет, уж ты, Бруни, не спорь. Фламандец! [Врангель 1915: 8, 5].

Николай также отличился тем, что продал на аукционе более тысячи картин из коллекции, посчитав их второразрядными. Несмотря на эти акты «эпидемического варварства», как охарактеризовал вкус государя известный историк искусства барон Врангель, открытие Эрмитажа как публичного музея в годы его царствования было немалым достижением.

В 1850-е годы в Эрмитаже все еще не было всех необходимых атрибутов современного музея: полной описи, каталогов, путеводителей, репродукций, художественной критики и неограниченного доступа. Только в начале 1860-х годов, когда для модернизации главного музея России был приглашен директор Берлинской картинной галереи Г. Ф. Вааген, коллекция Эрмитажа была систематизирована и был составлен ее полный каталог. Новый свод «правил», принятый в 1863 году, смягчил требования к гардеробу, обеспечив доступ в музей социальным группам, не имеющим необходимых фраков и вицмундиров [Овсянникова 1962: 12–16].

В начале 1864 года массовая газета «Голос» уловила дух этих институциональных изменений, вызванных культурным и социальным возрождением 1860-х годов, в следующем резюме: