Искусство на повестке дня. Рождение русской культуры из духа газетных споров

В преддверии празднования тысячелетия активно обсуждались некоторые спорные вопросы русской историографии (высадились ли варяги в 852 или 862 году; явились ли они мирно или вторглись силой и т. д.). Одним из событий, привлекших большое внимание общественности, был открытый диспут об истоках Российского государства между московским историком М. П. Погодиным и «любимым профессором» Санкт-Петербургского университета Н. И. Костомаровым [Барсуков 1903: 278–279; Prymak 1996: 94–98][363]. Поводом для этого ученого «поединка», состоявшегося 19 марта 1860 года в переполненном актовом зале Санкт-Петербургского университета, был вопрос об этнической идентичности первых русских князей: были ли они норманнскими варягами (точка зрения Погодина) или древними литовцами (мнение Костомарова)?[364] Хотя научные детали спора оказались «сухими» (по крайней мере, по мнению Чернышевского), весь Санкт-Петербург был взбудоражен этим «учено-литературным фейерверком»[365]. Это событие, превратившее мудреную науку в публичное представление, отличала широкая публичность. «Поединок» щедро и восторженно освещался в прессе; цензор Никитенко, который назвал его «просто зрелищем», был в меньшинстве [Никитенко 1893, 2: 180][366].

Погодин открыл вечер категоричным заявлением, что русское общество наконец достаточно созрело для публичных дискуссий[367]. То, что история и идентичность стали предметом общественного разговора, было также признаком прогресса общества. Как заметил сенатор и писатель-сатирик К. Н. Лебедев, животрепещущие вопросы того времени наносили отпечаток даже на древнюю историю: «Время не то, что было в 30-х годах, и жизненные начала публицистики и национального вопроса втираются в воззрения даже на события IX века». Участники завершили диспут об истоках России примирительным высказыванием:

«да здравствует наша Русь, откуда бы она ни пришла!» – которое было благосклонно встречено аудиторией и прессой[368]. Многие другие ученые диспуты и публичные лекции, последовавшие вскоре, также вращались вокруг тысячелетнего наследия и идентичности[369].

Репрезентации «Тысячелетия» распространялись в обществе в самых разных формах. Газета была лишь самым доступным способом. Издатели выпустили десятки книг, брошюр, буклетов, альбомов и путеводителей, предназначенных для образованных и полуобразованных читателей. В связи с празднованием тысячелетия появились две памятные публикации: «Историческая карта-таблица тысячелетия России» – иллюстрированный обзор русской истории и «Этнографическое описание народов России» – путеводитель по этническому составу Российской империи[370]. Значительной популярностью пользовался и другой справочник – «Биографические очерки лиц, изображенных на памятнике тысячелетия России, воздвигнутом в г. Новгороде 1862 г.», составленный Н. К. Отто и И. К. Куприяновым. В официальном календаре на 1862 год «Месяцеслов» была опубликована статья историка Павлова, озаглавленная «Тысячелетие России. Краткий очерк отечественной истории». К ней была приложена литография памятника «Тысячелетие России», позволившая многим наглядно представить себе памятник за несколько месяцев до его официального открытия[371]. Кроме того, в честь сентябрьских празднований была отчеканена памятная бронзовая медаль[372].

Памятник был также воспроизведен в современных лубках, литографиях и фотографиях, обзор некоторых из которых был сделан фельетонистом из «Северной пчелы» вскоре после празднования[373]. Фельетонист «Сына отечества», в свою очередь, даже предложил распространить памятник «Тысячелетие» в «сотнях тысяч» миниатюрных моделей, чтобы люди «во всех углах и концах России» могли представить себе прошлое и будущее их Родины[374]. Именно эта бесконечная воспроизводимость памятника делала его подлинно национальным объектом; его многочисленные версии распространялись среди русского населения в различных визуальных и вербальных формах. Несмотря на отдаленное местоположение и туманную иконографию, памятник еще долго обсуждался в русском обществе. В этом смысле скульптура бросала вызов своим самым суровым критикам, предрекавшим ее забвение. Стасов сформулировал этот критический настрой следующим образом: «Памятник стоит вот уже двадцать лет на месте. Но на что он? Кому он нужен? Даже видит ли его кто-нибудь, в его углу в Новгороде?» [Стасов 1894–1906, 1: 483]. Тем не менее дискурс поддерживал памятник, хотя и в форме множества разноголосых интерпретаций.

Императорский Эрмитаж