Искусство взятки. Коррупция при Сталине, 1943–1953

Архивные материалы, впрочем, дают понять, что коррумпированные юрисконсульты, канцелярский персонал и адвокаты следователей не особенно интересовали (хотя они и предпринимали некоторые попытки выявлять таковых и заводить на них дела). ЦК и прокуратура с самым горячим энтузиазмом охотились на отдельных судей. Сначала в поле зрения следствия попал судья Военной коллегии Ф. Ф. Каравайков, председательствовавший на процессе Баканова в июле 1947 г. Это он осмелился пожаловаться на следователей, которые, по его мнению, применяли незаконные методы, чтобы состряпать крупный скандал в московских военных судах. Теперь Управление кадров ЦК заявило, что сам Каравайков неправильно разбирал дела об измене родине. «Политические ошибки» Каравайкова оно трактовало как один из плодов противозаконного влияния на судей в Военной коллегии. В июле 1948 г. ЦК «пришлось» вмешаться в дело офицера Копелева, осужденного местным военным трибуналом за «антисоветскую агитацию» и приговоренного всего лишь к 3 годам заключения. В свете прежних «троцкистских» симпатий и другой «антисоветской деятельности» Копелева трибунал повысил меру наказания до 10 лет. Затем, пересмотрев приговор, тройка судей Военной коллегии под председательством Каравайкова «необоснованно» сократила Копелеву срок с 10 до 6 лет⁵³. После этого инцидента, 24 апреля 1948 г., Секретариат ЦК санкционировал удаление Каравайкова из Военной коллегии и исключение из партии, передав его дело в Политбюро⁵⁴. Политбюро рассмотрело дело на заседании 3 мая 1948 г.⁵⁵

Летом 1948 г. атака на работавших в Военной коллегии судей продолжилась. В июле Управление кадров ЦК рекомендовало вывести из состава коллегии как минимум еще четырех судей, якобы слишком мягких с изменниками⁵⁶. К примеру, судья А. А. Добровольский в течение 1947 г. и в первые три месяца 1948 г. «систематически допускал необоснованное снижение наказания изменникам Родины». Намекая, будто на мнение Добровольского повлияли деньги, управление сообщало, что он отменил десять решений по делам изменников, уменьшив последним сроки. Тринадцать приговоров отменил также судья Сюльдин, а Машков утвердил двадцать два откровенно снисходительных приговора, вынесенных трибуналами⁵⁷. Всячески давалось понять, что мотивы членов Военной коллегии обусловливались взятками или другими «подарками», полученными от просителей за такие легкие наказания. (Никаких доказательств реального взяточничества в доступных документах нет.)

Примечательно, что Управление кадров ЦК выдвинуло обвинения во взяточничестве против Ионы Тимофеевича Никитченко, всемирно известного судьи Военной коллегии, заместителя председателя Верховного суда СССР. С октября 1945 г. по октябрь 1946 г. он был ведущим советским судьей на процессах главных военных преступников в Международном военном трибунале в Нюрнберге⁵⁸. Международная известность не уберегла его от обвинений в должностной коррупции и моральном разложении дома. Статус Никитченко служит практически неопровержимым доказательством, что попытки очернить его могли совершаться только с одобрения Сталина. Возможно, сыграла свою роль досада генсека на «мягкость» нюрнбергских вердиктов, позволивших ряду немецких подсудимых вместо смертной казни отделаться пожизненным или длительным заключением. Вообще недовольство нюрнбергскими вердиктами, вероятно, укрепило Сталина в решении добиваться от советских судов суровой кары всем подсудимым, которые так или иначе, хотя бы в самой малой степени, участвовали в варварских действиях нацистов против СССР, – и, следовательно, подогревало его нетерпимость к мягкотелости, якобы проявляемой Военной коллегией при пересмотре приговоров.

Материалы дел и судебные протоколы показывают, что по меньшей мере двое свидетелей, обвинивших Никитченко во взяточничестве, поступили так под давлением следователей Прокуратуры СССР, когда содержались в тюрьме. Их показания против Никитченко сомнительны⁵⁹. Третий человек, которого заставляли оговорить Никитченко, – обвиняемый-взяточник Л. Н. Кудрявцев, работавший старшим инспектором Военной коллегии (см. выше). В письме 1950 г. генеральному прокурору Сафонову Кудрявцев жаловался, что следователи требовали от него свидетельствовать против Никитченко. Он отказался, так как, по его словам, был уверен в невиновности последнего⁶⁰.