Исландия

– О чём я всегда и говорила, – сказала Рая. – Они сами не знают, чего хотят. Им безразлично, у них нет планов. И лишь бы людей чем-нибудь занять – строительством страны без будущего, дорог без пункта назначения.

– Если честно, я не особо возражал, – сказал я. – Мне мой контракт нравится.

Рая снова улыбнулась:

– А мы всё ещё считаем себя сионистами.

Я заглянул в стакан и поставил его на стол.

– Что ж, спасибо, – сказал я. – Пожалуй, побегу.

– Постойте, да вы только пришли, – начал было Саймон, но в этот момент зазвонил мобильник, и он встал, чтобы приложить его к уху и выйти на кухню.

Рая пригубила коктейль.

– Останьтесь, перекусите с нами, – сказала она.

На пороге появился Саймон, говорящий громко в трубку.

– Да, похоже, дело на мази. Выезжаю. – Саймон вошёл в гостиную. – Мне надо смотаться в Нокдим, – сказал он. – Памела рожает.

– Кто? – спросил я.

– Памела – ослица. В Нокдиме ферма, где бьются над разведением особой, белой породы ослов. Писание сообщает, что мессия войдёт в Иерусалим на белой ослице. Вот они там, в Нокдиме, и стараются приготовиться как следует.

Саймон проводил меня и умчался. Я остался наедине с солнцем и какое-то время постоял, соображая, сколько у меня хватит духу вот так стоять.

Вечером меня навестили друзья.

Не успел Айзек войти, как тут же стал читать мораль: какого чёрта мне сдалась эта пустыня. Мол, Израиль хоть и маленький, но места геодезистам хватает, а здесь мне точно придёт конец. Айзек думает, у него есть право говорить всё что вздумается. В то время как человечество, живи оно только по правде, не выжило бы и дня. Типичная логика программистов, они считают, что всё в мире должно быть устроено так же, как в хорошем коде.

Айзек делает суровое лицо, качает головой и поцокивает языком, оценивая пустоту моего барака и заглядывая в мусорную корзину, полную смятых банок из-под пива:

– И вот за этим сюда стоило ехать? Этот мусор – твоё будущее. Твои сны станут камнями пустыни.

– Зато в пустыне есть то, чего нет в городе, – говорю я. – Чем больше народу, тем меньше Бога. И нет политики, всех этих проклятых выборов, этого прокрастинационального единства.

– Угу, – кивает Айзек, – пустыня как раз и есть политика. Только ступив сюда, ты сразу становишься солдатом выдумки. Что, по-твоему, обслуживает несуществующая дорога? Идею! Израиль придумали богатые евреи, чтобы избавиться от евреев бедных. А ты всю эту конструкцию поддерживаешь.

И тут Катька морщится и говорит:

– Да всяко лучше, чем в Чебоксарах.

Это её любимая присказка из анекдота: «Мы с Микки Джаггером оба часто вспоминаем золотой 2003-й. Он тогда получил титул рыцаря, а я мощнейшей ***** в Чебоксарах».

– Ещё неизвестно, чем ваши Чебоксары хуже, – говорит Айзек. – Там по крайней мере от жары не сдохнешь.

– Да чего ты к нему пристал, – защищает меня Катя. – Жить в Израиле можно только под кайфом. Сначала страна тебе сама поставляет эйфорический подъём, таково свойство Святой земли, а дальше, когда кайф тебя оставляет, ты исподволь ищешь ему замену. И отчасти находишь в курении священных растений.

Я смотрю на Мирьям, ожидая, что она наконец разрядит обстановку.

– Слава богу, доехали, – говорит она, – я успела выспаться на заднем сиденье. Который час?

– Скоро девять, – замечает Катька, – пора бы уж делом заняться, вам не кажется?

– Вы бы ещё дольше собирались, – буркнул Айзек. – Часа на два раньше могли приехать.

Айзек устраивается у стола, достаёт кисет.

– Ну, наконец-то, – вздыхает облегчённо Катька и придвигается к Айзеку поближе, с удовольствием глядя на его ловкие движения. – А вы, – она со мной много лет на «вы» намеренно, из иронии, – вы сопьётесь тут. Айзек дело говорит.

– Да мне уж поздно бояться. Старый конь борозды не портит.

– Never say never, – говорит Айзек и проводит языком по клейкому краю косяка. – Я устал тебе говорить: алкоголь не для Востока, алкоголь разъедает душу ещё больше, чем печень.

– А у меня новости, – вдруг сказала Катька. – Мне вчера сделали предложение руки и сердца.

Айзек поспешил покрепче затянуться.

Ферма называлась Ослиной по той причине, что здесь привечали брошенных бедуинами ослов. Когда животное старело и от слабости не могло уже выполнять привычную работу, бедуины прогоняли его в пустыню, чтобы ослик питался подножным кормом и чтобы в будущем не пришлось утилизировать кости и шкуру. Этот обычай жителей пустыни приводил к тому, что некоторые животные сами приблуждались к месту, где им снова давали корм и питьё, а в выходные на них катались дети, прибывшие из городов вместе с родителями. Деньги, вырученные за такой аттракцион, шли на покупку корма.

Эрна как знахарка специализировалась на лечении бесплодия, стены её дома были, как при шпалерной развеске, украшены фотографиями семейств, которым она помогла обрести потомство. Лечение основывалось на употреблении специальных, таинственных трав и плодов Земли, выращенных в естественных условиях.