Халли сделался дружинником конунга и попросил разрешения уехать в Исландию. Конунг велел ему остерегаться Эйнара Мухи.
Халли уехал в Исландию и поселился там. Деньги у него закончились, и он стал промышлять тем, что выходил в море рыбачить. Как-то раз ему пришлось с таким усилием грести против ветра, что он и его спутники насилу добрались до берега. В тот вечер Халли принесли кашу, но он успел съесть лишь самую малость, а потом повалился навзничь и умер.
До Харальда дошли вести о смерти в Исландии двух его дружинников, Болли Горделивого[1355]
и Халли Челнока.В ответ на известие о Болли он сказал:
— Должно быть, смельчак пал, сраженный копьями.
А о Халли он сказал так:
— Видать, бедняга лопнул, объевшись каши.
И на этом я заканчиваю рассказ о Халли Челноке.
ПРЯДЬ О СТУВЕ
{57}Жил человек по имени Стув. Он был сыном Кошачьего Торда, а тот был сыном Торда сына Ингунн и Гудрун дочери Освивра[1356]
. Стув был могуч, статен и красив с виду. Он был смел на язык и хороший скальд. Он уехал из страны, потому что рассчитывал получить наследство на севере в Норвегии. Они прибыли в Норвегию осенью. Затем он отправился на восток вдоль побережья, добираясь до места на чем придется.Как-то раз он остановился у одного бонда, и его там хорошо приняли. Он сидел напротив хозяина[1357]
. И когда люди собрались было ужинать, бонду доложили, что к его двору скачет множество всадников и перед одним из них держат стяг. Хозяин встал и сказал:— Выйдем все навстречу. Похоже, что к нам пожаловал сам Харальд конунг.
Все, кроме Стува, вышли из дома, а он остался сидеть. Не успели они выйти, как стяг поравнялся с усадьбой, а с ним — и сам конунг.
Бонд приветствовал конунга и сказал:
— Боюсь, государь, мы не сможем принять вас как подобает. Знай мы о вашем приезде заранее, и тогда наши возможности были бы невелики, но теперь, когда мы вас не ждали, они и еще того меньше.
Конунг отвечает:
— Раз уж мы нагрянули к вам без предупреждения, я не стану требовать от вас такого приема, какой нам обычно оказывают, когда мы разъезжаем по пирам, которые люди должны для нас устраивать[1358]
. А теперь наши люди сами о себе позаботятся, а мы войдем в дом.Они так и делают. Бонд сказал Стуву:
— Придется тебе, приятель, уступить место тому, кто приехал.
— Я думаю, моя честь не пострадает оттого, что я буду сидеть дальше, чем конунг или его люди, — говорит Стув. — Сдается мне, однако, что тебе не следовало говорить мне об этом.
Харальд конунг сказал:
— Так здесь в гостях исландец! Выходит, нас ждет развлечение. Оставайся на своем месте, исландец.
Стув отвечает:
— Охотно приму ваше приглашение, и я считаю, что для меня куда почетнее пользоваться гостеприимством конунга, чем какого-то бонда.
Конунг сказал:
— Теперь пора вносить столы и приниматься за угощение, но прежде мои люди должны занять свои места, если они уже готовы.
Сделали так, как пожелал конунг. Тут оказалось, что у бонда было припасено вдоволь браги, и все пришли в прекрасное расположение духа.
Конунг спросил:
— Как зовут человека, что сидит против меня?
Тот отвечает:
— Зовут меня Стув.
Конунг говорит:
— Странное имя. А чей ты сын?
— Кошачий сын[1359]
, — отвечает Стув.Конунг спрашивает:
— И кем же был твой отец: котом или кошкой[1360]
?Стув хлопнул в ладоши и только рассмеялся в ответ.
Конунг спрашивает:
— Над чем ты смеешься, исландец?
Стув отвечает:
— Угадайте сами, государь.
— Так и быть, — говорит конунг. — Должно быть, ты подумал, что с моей стороны неумно было задавать вопрос, кем был твой отец — котом или кошкой, потому что не может быть отцом тот, кто принадлежит к слабому полу.
— Верно угадали, государь, — сказал Стув и опять засмеялся.
Конунг спросил:
— Над чем ты теперь смеешься, Стув?
— Угадайте опять, государь.
— Так и быть, — говорит конунг. — Догадываюсь, какой ответ ты собирался мне дать: что мой отец не был свиньей, хотя и носил такое прозвище[1361]
, и я поэтому мог знать, что и твой отец не был кошкой, даже если его так называли, и что я лишь оттого задал свой вопрос, что был уверен — у тебя недостанет смелости ответить мне так.Стув сказал, что он верно угадал.
Тогда конунг сказал:
— Добро пожаловать, исландец!
Стув ответил:
— Приветствую славнейшего из конунгов!
После этого конунг пил и беседовал с теми, кто сидел по правую и по левую руку от него.
Позднее вечером конунг спросил:
— Ты, должно быть, ученый человек, Стув?
— Так и есть, государь, — говорит тот.
Конунг сказал:
— Вот и отлично. Хозяин, я намерен рано лечь спать, и пусть исландец ночует в том же покое, что и я.
Это было исполнено. Раздевшись, конунг сказал:
— А теперь скажи какую-нибудь песнь, Стув, раз ты ученый человек.
Стув произнес песнь, и когда она была окончена, конунг сказал:
— Расскажи еще.
Так продолжалось долго: стоило ему замолчать, как конунг просил рассказать еще, и так шло до тех пор, пока все люди вокруг, кроме них двоих, не уснули, и еще немало времени после этого.
Тогда конунг сказал:
— Тебе известно, Стув, сколько песней ты произнес?
— Куда там, государь, — говорит Стув, — я думал, вы будете считать.