Исландские пряди

— Я хочу, государь, привести в порядок мои дела, потому что не знаю, сколько мне еще отпущено времени. Я хотел просить вас даровать Гислу пощаду. Он храбро отомстил за своего отца.

— Не стоит на это рассчитывать, — говорит конунг.

Гьяввальд сказал:

— Ты знаешь, конунг, что я долгое время следовал за тобой повсюду и не раз рисковал своей жизнью ради твоей. Я всегда с готовностью выполнял все поручения, какие ты на меня возлагал, хороши они были или плохи, и теперь, может статься, это наша последняя встреча. Я уже беседовал со священниками и поведал им о своих делах и причастился. Они говорят, что я смогу заслужить спасение, если прощу то зло, которое причинили мне. И я ожидаю, государь, что ты не станешь преграждать мне путь в царствие небесное тем, что предашь смерти этого человека.

— Будь по-твоему, — говорит конунг. Он ушел, а Гьяввальд вскоре умер.

4

В понедельник рано поутру исландцы держали совет. Тейт сказал:

— Не много нам чести, если наш земляк и достойный собрат будет убит, однако все мы видим, что любой, кто ввяжется в это дело, рискует и жизнью своей, и имуществом. Предоставим конунгу решать, и если не удастся сохранить жизнь этому человеку, то пускай и мы все умрем, а нет — так всем будет дарована пощада. Мы должны выбрать своего вожака и слушаться его.

Они все высказались за то, чтобы он стал их предводителем, а они будут следовать его советам. Он сказал:

— В таком случае вы все должны поклясться мне в том, что не станете жалеть ни себя, ни своего добра ради того, что я сочту нужным предпринять в этом деле.

Они так и сделали.

Потом они пошли в баню, и тут затрубили в рог. Тейт тотчас же выскочил из бани. Он был в рубахе и полотняных штанах, лоб ему обхватывал золотой шнурок, а поверх рубахи изнанкой наружу накинут был двухцветный плащ на сером меху, алый с коричневым.

Сбежались все исландцы, однако, когда трубят на сходку, всегда проходит какое-то время, прежде чем соберется народ. Тейт сказал:

— Пойдем не мешкая к дому, где сидит Гисл, чтобы подоспеть туда раньше конунговых людей.

Они двинулись по улице с большим шумом, а у той женщины окно как раз выходило на улицу. Она выбежала поглядеть и сказала Гислу:

— Большое несчастье, что ты здесь, потому что сюда идут люди конунга.

Гисл отвечает:

— Не будем из-за этого горевать, хозяйка.

Он сказал тогда такую вису:

Вешать нос до срока
скальд не станет, — сталью
ноги нам нагреют —
хоть сулят расправу.
Смерть не диво, дева,
древо сечи[1568]

хочетподвиг свой восславить
висой напоследок.

Тут они принялись рубить дверь, и она с треском разлетелась. Люди увидели, что Гисл слегка шевельнулся. Тейт сбил с него оковы, взял его в свой отряд, и они отправились на сходку. А навстречу им шел Сони Предводитель Гостей[1569]. Он шел забрать Гисла. Он сказал:

— Вы, исландцы, не теряли времени даром. Сдается мне, что вы решили сами вершить суд над этим человеком. Но конунг и его люди хорошо помнят, что вы натворили нынче утром, а Магнус конунг не прощал и меньших оскорблений, чем убийство его дружинника этим салоедом[1570].

5

Когда начался тинг, первым поднялся Сигурд Шерстяная Нитка[1571]. Он сказал:

— Я полагаю, большинству присутствующих известно, что убит наш товарищ по оружию, Гьяввальд. Приехал из Исландии человек с обвинением против него, но не стал требовать себе возмещения, как поступают другие, а взял и убил его. Нам, людям конунга, кажется, что иные считают пустяком перебить по одному всех конунговых дружинников. Может статься, со временем они так расхрабрятся, что и с самим конунгом будут считаться не больше, чем с другими. То, что здесь произошло, — большой позор и заслуживает жестокой кары, и это дело не поправить, даже если за одного нашего человека убить десятерых исландцев, и так наказать их за дерзость, чтобы им впредь неповадно было захватывать людей, находящихся во власти конунга.

И он умолк. Тогда встал Тейт, сын епископа, и сказал:

— Не разрешит ли конунг теперь мне взять слово?

Конунг спросил у человека, стоявшего рядом:

— Кто этот человек?

Тот отвечает:

— Государь, это Тейт, сын епископа.

Конунг сказал Тейту:

— Ни в коем случае не разрешу я тебе говорить, потому что от твоих речей не приходится ждать ничего хорошего, и ты заслужил, чтобы тебе отрезали язык.

Тогда встал Йон Священник сын Эгмунда и сказал:

— Не разрешит ли конунг мне сказать несколько слов?

Конунг спросил:

— Кто теперь говорит?

Тот человек отвечает:

— Исландский священник Йон.

Конунг сказал:

— Разрешаю тебе говорить.

Йон Священник начал свою речь так: