Исландские пряди

— На этот раз вы, исландцы, не теряли времени даром и, сдается мне, вы решили, что сами вместо конунга будете вершить суд над этим человеком. Однако неплохо было бы вам помнить о том, что вы натворили нынче утром[1592], ведь Магнус конунг не прощал и меньших оскорблений, чем захват осужденных на смерть людей какими-то салоедами[1593].

Тейт отвечает:

— Молчи, негодяй, а то как бы тебя не вздули!

После этих слов Аудун удалился.

2

Как только начался тинг, поднялся Сигурд Шерстяная Нитка[1594] и сказал:

— Я думаю, большинству собравшихся здесь известно, что убит наш товарищ по оружию, Гьяввальд. Приехал из Исландии человек с обвинением против него, однако не стал требовать себе возмещения, как поступают другие, но сам учинил над ним расправу, нанеся ему смертельную рану. Нам, людям конунга, кажется, что, если оставить это неотомщенным, иные могут счесть пустяком перебить так всю дружину. Теперь, может статься, они так расхрабрятся, что и с самим конунгом будут считаться не больше, чем с другими. Случившееся здесь — это величайшее злодеяние, и оно заслуживает жестокой кары, и это дело не поправить, даже если за одного норвежца убить десятерых исландцев и тем наказать их за дерзость, чтобы им впредь неповадно было захватывать людей, находящихся во власти конунга.

И он умолк. Тогда встал Тейт сын епископа и сказал:

— Не угодно ли моему государю дозволить теперь сказать мне?

Конунг спросил у человека, который стоял рядом с ним:

— Кто это просит слова?

— Государь, — говорит тот, — Тейт сын епископа.

Конунг сказал гневно:

— Разумеется, мы не позволим тебе говорить, так как от твоих речей не приходится ждать ничего хорошего, и ты заслужил, чтобы тебе отрезали язык.

Многие исландцы просили дать им слово, но никто из них не получил разрешения говорить.

3

Потом поднялся Йон Священник и сказал:

— Не позволит ли государь высказаться мне?

Конунг спросил:

— Кто говорил сейчас?

Ему сказали, что это Йон Священник просит дать ему слово.

Конунг сказал:

— Мы разрешаем тебе говорить.

Тогда святой Йоханнес начал свою речь так:

— Благодаренье Господу нашему Иисусу Христу, страны эти нынче христианские, и Норвегия, и Исландия, тогда как прежде все бродили тут вместе — люди и дьявол. Теперь же дьявол остерегается показываться людям на глаза, как раньше, и все же он принуждает людей быть его приспешниками и использует их для исполнения своих проклятых замыслов. Вот и теперь нам всем недолго припомнить, как он вещал устами того, кто выступал здесь первым, говоря так: «Убит один дружинник конунга, и следовало бы убить десятерых исландцев за одного норвежца». Но подумайте о том, добрый государь, что мы, исландцы, такой же верный вам народ, как и тот, что живет в этой стране, и я считаю, что подобные люди своими злыми уговорами первым делом добьются того, что выпустят на волю самого дьявола. Следовало бы вам, правителям, что сидят в этом мире и вершат суд над народом и представляют на земле того Судию, который придет в Судный день вершить суд над всем миром, дабы воздать каждому по заслугам, задуматься о том, что вам должно вершить правый суд. Ибо на всякий суд и на всякий тинг является сам всемогущий Господь со своими святыми — он посещает добрых людей и правый суд. Также и дьявол приходит туда со своими слугами, посещая дурных людей и неправый суд. И все же в конце концов наступит Суд, который рассудит всех по справедливости. Подумайте-ка теперь, государь, какой огонь горит жарче: тот ли, что разведен в печи, когда жгут дубовое полено, или тот, что зажжен от сухой ветки. Так вот, если вы, государь, станете вершить неправый суд, то тогда, может статься, быть вам брошенным в тот огонь, где горит дубовое полено. Но ежели вы, конунг, будете судить по справедливости, можно надеяться, что вы тогда очиститесь в огне Чистилища — том, что зажжен от сухой ветки.

Конунг сказал:

— Сурово ты говорил, священник, и тем не менее этот человек заслужил самую жестокую казнь за то, что он содеял.

Конунг был в сильном гневе и повелел Аудуну Предводителю Гостей забрать Гисла у Тейта и его сторонников и не останавливаться ни перед чем, если те вздумают оказать сопротивление.

И вот, поскольку Аудун исполнился ярости и был подстрекаем многими, он не мешкая взялся за дело с большим рвением, и у него не было недостатка в помощниках. Исландцы же, со своей стороны, приготовились обороняться и вознамерились защищать Гисла до последнего вздоха — покуда они будут в состоянии держаться на ногах.

Но когда Аудун со своим отрядом подошел к тому месту, где находились исландцы, Гисл бросился к людям конунга и сдался им, говоря:

— Никогда не бывать такому, чтобы по моей вине погибло столько достойных людей, поскольку мне все равно предстоит умереть — не сейчас, так потом. Так что ради Бога, — сказал он, обращаясь к своим товарищам, — поберегите себя, ведь нынче все могли убедиться в вашей отваге и готовности скорее пасть, чем отдать меня во власть моих недругов, и примите большую благодарность за ваши добрые намерения.

4