Испанец. Священные земли Инков

А он, Алонсо де Молина, не собирается принимать участия в неотвратимо приближающейся грязной и жестокой схватке. Ведь, хотя он и не осмеливается открыто в том признаться, в глубине души он чувствует себя намного более близко связанным с Найкой, Шунгу Синчи и даже с Кальей Уаси, чем с Писарро, Бартоломе Руисом или любым из своих прежних товарищей.

Он уже потерял счет времени, проведенному в этой стране, но за последние месяцы настолько обжился в ней, что вся его предыдущая жизнь словно была окутана туманом, из которого время от времени возникали лица матери или его деда Рухеро – того, который привил ему любовь к рассказам Марко Поло и тем самым внушил страсть к приключениям.

Андалузец не жалел о том, что высадился в Тумбесе, что отправился в безумное путешествие, полное событий, которое, судя по всему, завершилось в самом глухом углу самых высоких и забытых богом гор самой неизвестной из империй, и уж тем более – о том, что он дважды женат, и, разглядев вдали фигуру Найки – она стирала свою изношенную одежду на краю крохотного ручья с почти ледяной водой, – осознал, что пусть он и пропащий человек, без родины, неряшливый и оборванный, на самом деле он в общем-то счастлив, потому что наконец нашел то, что всегда искал: согласие с самим собой и любовь женщины, с которой чувствовал полное родство душ.

Любовь двух женщин, если уж быть точным, ведь если вначале ему было непросто привыкнуть к мысли, что можно одновременно любить больше одной, теперь он понял, что Шунгу Синчи он тоже любит: она – одно из самых нежных, ласковых и самоотверженных существ на свете.

Вот поэтому его главной нынешней заботой было найти такое место, где можно окончательно осесть всей «семь ей» в ожидании событий, которые должны были вот-вот произойти, потому что и у миниатюрной Найки, и у восхитительной Шунгу Синчи уже были заметны первые признаки приближающегося материнства.

До того момента тамбо служило удобным прибежищем, поскольку оно было построено два столетия назад, чтобы было где укрыться путникам, направлявшимся в Секретный город, и всегда содержалось в отличном состоянии, однако съестные запасы, предназначенные для постояльцев, которые бывали здесь не очень часто, подходили к концу, а вокруг, в этих суровых местах, практически ничего нельзя было добыть охотой, рыбалкой или сбором диких плодов.

Что же делать и куда идти?

Где найти крышу над головой для своих детей, когда придется покинуть эти толстые стены, потому что будет нечего есть, разве что грызть камни?

Он оглядел свои развалившиеся сапоги, которые уже сотню раз чинила хозяйственная Шунгу Синчи, и лохмотья – а ведь когда-то это была одежда молодцеватого испанского капитана, – и понял, что скоро окажется в таком же положении, что и на острове Эль Гальо, когда вместе со стариком Писарро и горсткой безумцев ему пришлось грызть ремни в тщетной попытке утолить голод.

Несколько замерзших картофелин, три кувшина кукурузы и дюжина полос сушеного мяса – вот и все, что осталось от запасов тамбо. Необходимо что-то решать, в противном случае, когда выпадет снег, все пути в горах будут отрезаны, и они навеки застрянут здесь.

Калья Уаси был за то, чтобы вернуться к озеру Куйчи-Коча и попытаться пережить в тамошних пещерах самые суровые месяцы холода и дождя, однако испанец боялся, что Найка, которая в связи с беременностью заметно ослабела, не вынесет долгого перехода, учитывая, что из-за последних изменений маршрута, совершенных проводниками Чили Римака, они не были совершенно уверены, где именно находится крохотная долина.

Его беспокоило, как они несколько недель будут продвигаться по жуткому бездорожью и женщинам придется ночевать под открытым небом, и он все никак не мог отдать команду собираться в путь, хотя и знал, что время уходит и каждый день задержки работает против них.

Алонсо де Молина, привыкший – сколько себя помнил – беспокоиться лишь о собственной безопасности, теперь чувствовал себя в какой-то степени подавленным грузом своих новых обязанностей, потому что как-то неожиданно превратился из отважного солдата удачи и любителя приключений в дважды супруга и отца семейства, которому надлежит печься о безопасности и благополучии своих близких.

Теперь нельзя было решить все проблемы, схватившись за рукоятку меча, нажав на спусковой крючок аркебузы или, на худой конец, бросившись наутек, потому что совершая любое действие или предпринимая любой шаг, он должен был учитывать груз, который представляли собой две женщины на поздних сроках беременности, ведь им ни за что, как бы ни старались, не угнаться за ним или за выносливым и молчаливым Кальей Уаси, преданности которого он не уставал удивляться.

Бывший инкский офицер сохранял непроницаемость: он мог целыми неделями не произносить ни слова, погрузившись в молчание, которое словно делало его счастливым, ел ровно столько, чтобы не потерять сознание, героически переносил холод и усталость, а спал, похоже, вполглаза, как хороший охотничий пес.