Испанец. Священные земли Инков

Ее накрыла волна неприязни к Шунгу Синчи, хотя та всегда была ее лучшей подругой и вместе они провели самые замечательные часы жизни.

– В чем дело? – резко отозвалась она.

– Мне нужна твоя помощь.

– В чем?

Темные глаза Шунгу Синчи заблестели сильнее, чем когда-либо, – и тут же погасли; она опустила голову и уставилась на носы сандалий, словно те вдруг стали самой важной вещью на свете.

– Я не сплю, – пробормотала она. – Ночь ворочаюсь в постели, все тело пылает, словно мне положили между ног горящие угли, и у меня так пересыхает рот, что я боюсь захлебнуться, потому что без конца пью воду… – Она кивнула головой в сторону комнаты Алонсо де Молины. – Ты же знаешь, я еще не предавалась любви ни с одним мужчиной, – добавила она. – Но ведь он же бог, и я хочу, чтобы он стал первым.

– Он? – ужаснулась Найка, ей хотелось протянуть руку и вцепиться в подругу. – Ты сошла с ума? Что скажет твой отец?

– Мой отец к тебе прислушивается, – ответила та. – Он любит тебя больше всех на свете и прислушивается. Мы с тобой ровесницы, но ты уже два года замужем, а я до сих пор девственница… Кому, как не Виракоче, насладиться этой девственностью? – Она села рядом и чуть ли не с отчаянием схватила Найку за руки. – Он мне нужен! Он мне нужен, Найка. Он такой огромный, такой сильный и так часто смеется!.. Он бог, и никакого другого бога в моей жизни больше не будет. Почему наслаждаться таким мужчиной должна грязная вонючая рабыня? Я люблю его.

– Ты сама не знаешь, что говоришь…

– Это единственное, что я знаю с тех пор, как себя помню. Ты видела его руки? Представляешь, что это такое – чувствовать, когда они тебя ласкают? А зубы?.. Они такие огромные и такие белые!.. А рост!.. Когда тобой обладает такой мужчина, это, должно быть, все равно, что оказаться в центре самого ужасного и чудесного землетрясения.

– Замолчи! – Это был скорее истерический крик, а не приказ. – Ты любимая дочь моего мужа, моя лучшая подруга, но твои слова меня оскорбляют.

– Оскорбляют? – изумилась Шунгу Синчи, не веря своим ушам. – Ты мне два года в чем только не признавалась, говоря об отношениях с моим отцом, а теперь ты оскорбляешься из-за того, что я пытаюсь тебе объяснить, что чувствую по отношению к богу… Я тебя не понимаю. Клянусь, не понимаю.

– Прости!.. – Найка, по-видимому, вдруг осознала, что подруга права, и постаралась успокоиться, чтобы больше не поддаваться нелепой ревности и не совершить ошибку. – Прости!.. – повторила она. – Я сказала глупость, однако, прежде чем я поговорю с твоим отцом, подумай о том, что кто бы он ни был, Виракоча или простой чужестранец, он рано или поздно навсегда уйдет. Что ты тогда будешь делать? Кто захочет женщину, которая принадлежала такому человеку, как Молина?

– Не имеет значения, – простодушно ответила та. – Если он уйдет, я уйду с ним. А если он не захочет взять меня с собой, я больше не буду вступать в отношения с мужчинами. После него никто не будет того стоить.

– Что за ребячество! Ни одна женщина в Империи не должна оставаться бесплодной.

– А я и не буду бесплодной… – заверила ее Шунгу Синчи; она говорила с жаром и необычным блеском в глазах. – У меня будет сын от Виракочи, который тоже будет богом… Понимаешь? Я буду матерью бога, и меня за это будут уважать.

– А если он не бог?

– Он бог. Для меня он бог, лишь это и имеет значение.

Найка не успела ответить, потому что из комнаты, в которой спал Алонсо де Молина, раздался тоскливый стон, и, прибежав туда, они обнаружили, что он привстал с постели: глаза его вылезли из орбит, и он мокрый от пота.

– Боканегра!.. – без конца повторял он как безумный. – Боканегра!.. Где ты, Боканегра?..

Они стали его тормошить, пытаясь привести в чувство, и тут Найке пришла в голову мысль плеснуть ему в лицо водой. Это подействовало: он пришел в себя, разразившись бранью.

– Ради всего святого! Какого черта?

И осекся, по-видимому, заметив присутствие двух девушек, потер лоб тыльной стороной ладони и, вновь вытянувшись в постели, пробормотал:

– Я видел Гусмана Боканегру… Я видел его опять. Он жив и ждет меня…

Он закрыл глаза и почти тотчас уснул. Растерявшиеся женщины замерли на месте, сидя на коленях по обе стороны постели, и как завороженные смотрели на мощное волосатое тело.

Прошло несколько долгих минут; они не двигались, не проронили ни слова и наверняка даже не дышали, разглядывая в мельчайших подробностях анатомию великана Виракочи, – и тут Шунгу Синчи медленно наклонилась и с превеликой осторожностью коснулась губами губ андалузца, который слегка от этого вздрогнул.

Затем они покинули опочивальню.

– Он жив!.. И не пытайся убедить меня, что это все сны или выдумки колдуна. Я уверен, что он жив и каким-то образом ухитряется со мной связаться… – Тон Алонсо де Молины не оставлял сомнений в его абсолютной уверенности; он говорил с несвойственным для него жаром. – Я видел его сидящим с грустным и тоскливым видом наверху какой-то заброшенной крепости. Это был Гусман Боканегра, я уверен.

– Как выглядела крепость?