Испанка. История самой смертоносной пандемии

Один процесс был связан с иммунитетом. Когда вирус проходит через популяцию, у нее вырабатывается некоторый иммунитет. Люди, перенесшие грипп, не заболевают снова — во всяком случае до тех пор, пока не произойдет дрейф антигенов. В 1918 г. в крупных и небольших городах цикл от первого случая до окончания местной эпидемии составлял 6–8 недель. В армейских лагерях, где скученность была намного выше, цикл был короче — от 3 до 4 недель.

После этого регистрировались отдельные случаи, но взрыв болезни заканчивался, и заканчивался резко. Кривая заболеваемости имела колоколообразный вид, но правое «плечо» этой кривой было отвесным, как обрыв, причем обрыв следовал непосредственно после пика: заболеваемость практически сразу становилась почти нулевой. Например, в Филадельфии за неделю c 9 по 16 октября болезнь убила 4597 человек. Город корчился в муках, улицы пустели, ползли слухи, что вернулась сама «черная смерть». Однако заболеваемость снизилась так резко, что всего десять дней спустя, 26 октября, было отменено распоряжение о закрытии общественных мест. К моменту заключения перемирия, 11 ноября, грипп практически исчез из города. Вирус сжег все доступное топливо. После этого эпидемия быстро угасла.

Второй процесс касается самого вируса. В конце концов, это действительно был всего лишь грипп. По своей природе вирус гриппа опасен — куда опаснее, чем обычная простуда. Ошибается тот, кто думает, будто грипп — это просто ломота в теле и лихорадка, — но все же грипп обычно не превращается в убийцу, как это случилось в 1918 г. Тот грипп достиг беспрецедентной вирулентности, ни одна вспышка гриппа в истории не сравнится в этом смысле с пандемией испанки.

Но вирус 1918 г., как все вирусы гриппа, как все вирусы, образующие рои мутантов, чрезвычайно быстро изменяется. Есть математическое понятие «регрессия к среднему» — это значит, что за экстремальным событием, скорее всего, последует событие менее экстремальное. Это не закон, это всего лишь вероятность. Атака вируса 1918 г. была «экстремальным событием», и любая следующая мутация должна была, скорее всего, сделать вирус менее летальным. Строго говоря, именно это и произошло. И хотя казалось, что вирус вот-вот поставит цивилизацию на колени, он сделал то же, что делала в Средние века чума: грипп преобразил мир, а вирус регрессировал к средней вирулентности, то есть начал вести себя как большинство вирусов гриппа. По прошествии времени вирус испанки стал менее летальным.

Это стало заметно в первую очередь по армейским лагерям. Если взять первую пятерку из 20 крупнейших военных лагерей, в которых возникли вспышки гриппа, то мы увидим, что пневмония развилась приблизительно у 20 % солдат, заболевших гриппом. Из тех, у кого возникло это осложнение, умерли 37,3 %. Хуже всего дела обстояли в лагере Кэмп-Шерман в Огайо, где смертность среди солдат оказалась самой высокой[801]. Этот лагерь был поражен эпидемией одним из первых, и у 35,7 % заболевших солдат грипп осложнялся пневмонией. Из заболевших пневмонией умерли 61,3 %. Это стало позорным клеймом для врачей Кэмп-Шерман, и армейское командование решило провести расследование. Но комиссия, направленная в лагерь, заключила, что врачи лагеря не уступают в компетентности врачам других лагерей. Они делали то же, что делали и все остальные врачи. Просто в Кэмп-Шерман проник особенно летальный штамм вируса.

В последних пяти лагерях, где заражения начались спустя три недели, пневмония развилась только у 7,1 % заболевших гриппом солдат. Из них умерли 17,8 %[802].

Можно попытаться дать альтернативное объяснение: военные врачи просто приобрели опыт в предупреждении и лечении пневмонии. Ученые-медики, эпидемиологи далеко не из последнего ряда тщательно искали свидетельства в пользу такого объяснения, но ничего не нашли. Ведущим исследователем этого вопроса был Джордж Сопер, который впоследствии (с благословения все того же Уэлча) стал координатором общенациональной программы комплексных исследований рака. Сопер проанализировал все письменные отчеты и лично опросил множество военных врачей. Он пришел к выводу, что единственной эффективной мерой борьбы с гриппом в любом лагере была изоляция каждого заболевшего и, при необходимости, изоляция целых подразделений, где имели место случаи заражения. Все эти усилия были бесполезны «в случае небрежного проведения мер»[803], однако меры оказывались действенными «при жесткой и своевременной реакции». Сопер не обнаружил никаких данных в пользу действенности каких бы то ни было других мер, способных повлиять на течение заболевания. Ничто другое не меняло исход болезни — за исключением самого вируса. Чем позже приходил грипп, тем меньше жизней он уносил.

То же самое было справедливо и в отношении каждого лагеря. Солдаты, заболевшие в самом начале эпидемии или в течение двух следующих недель, умирали чаще, чем солдаты, заболевшие на излете эпидемии или после ее окончания.