Испанская дивизия — союзник Третьего рейха, 1941–1945 гг.

О браках испанских солдат с местными жительницами Кляйнфилд и Тамбс пишут следующее: «Многие солдаты установили что-то большее, чем временные связи, с местными panienkas. Браки, освященные по православным церковным канонам, не были редкостью, особенно среди транспортных войск, дислоцировавшихся по берегу озера Ильмень.

Муньос Грандес вначале отказывался признавать эти союзы действительными. Пары расставались навсегда, когда наступила пора возвращаться на родину. Но некоторые солдаты и дальше продолжали исполнять свои обязанности и оставаться со своими женами»[609].

В воспоминаниях Бориса Филистинского есть и такая характеристика испанцев, сделанная местным жителем: «Вот только чудные они. В Самокраже стояла антилерия испанская. Пошли они пьянствовать. А советчики через Ильмень по льду перешли, орудия спортили, с соседнего дому двух мужиков прихватили — и назад к себе, через озеро. Немцы больно на испанцев из-за этого обижаются…

— В Курицко испанский комендант запретил солдатам с девками гулять… Ну, да разве испанцы послушают кого? Поймали комендантские девок и баб с солдатами на гулянке в клубе. Девкам голову наголо сбрили, бабам полголовы выстригли, а солдат выпороли… Смех и грех!»[610].

Воровство ради воровства будет у испанцев продолжаться и в дальнейшем.

Серьезные конфликты возникали между русскими и испанцами из-за обогрева домов. Хозяева отлично знали возможности своих печек, сильно боялись пожаров в деревянных домах, тем более что после прибытия непрошенных гостей они заметно участились. Так, зимой 1942 г. испанцы сильно избили прикладами и кулаками Алексеева Ивана Васильевича из деревни Лукинщина. «Гости с юга» очень жарко растопили печь в его доме, где они квартировали. Хозяин их попросил меньше топить во избежание возможного пожара, что было принято испанцами с крайним возмущением[611].

Этот случай не был единичным. Никитина Александровна Павловна из деревни Курицко заявила: «В феврале 1942 года испанский солдат ударил меня кулаком по лицу за то, что я попросила поменьше топить печь в доме, где квартировали испанцы и безобразно натапливали печи»[612].

Если вдуматься в смысл русского слова «немцы» — немые, т. е. не говорящие на русском языке, то станет очевидно, что весьма часто конфликты возникали из-за взаимного непонимания. Мало кто из испанцев в 1941 г. говорил по-русски, да и испанский язык на Новгородчине не был распространен. Так, в августе 1942 г. комендант деревни Самокража, испанский офицер Анхель (Так в актах ЧГК. — Б. К.) избил палкой старика Савельева Ивана Савельича, 1884 г. рождения, и угрожал ему пистолетом за то, что тот не сразу понял его приказание[613].

Сам пострадавший так описал этот случай: «В августе 1942 года меня испанский офицер — комендант Анхель избил палкой за то, что он приказал мне привязать ремни к седлу, а я сразу его не понял. Затем он угрожал мне пистолетом. Он часто избивал людей и славился своей жестокостью»[614].

Ивана Андрианова испанский солдат стукнул за ругань на лошадь. Животное остановилось посреди лужи, а возчик использовал при обращении к ней слова с определенным смыслом. При этом испанец, явно уже выучивший эти выражения, принял их на свой счет[615].

Испанцы били русских, а немцы иногда вымещали свою злобу на своих союзниках: «Кулакова Николая, Кулакова Матвея испанские солдаты не пустили рано утром выехать на работу по направлению военной комендатуры, а за это их в комендатуре немецкий комендант избил резиновой палкой по лицу и по голове»[616].

Чувство безнаказанности часто порождает если не преступление, то нарушение общепринятых норм морали. Василий Иванович Кононов из деревни Липицы 25 января 1945 г. сообщил членам ЧГК: «В нашей деревне многих граждан немцы и испанцы избивали беспричинно. Меня испанский офицер в январе 1942 года избил кулаком по лицу за то, что я не пустил дочь к нему на вечер. Также гражданку Баринову Марию испанский солдат ударил кулаком по лицу за то, что она не сразу открыла ему дверь. Пелину Екатерину солдат-испанец избил за то, что она ему плохо приготовила пищу»[617].

Жизнь в оккупации — это состояние полного бесправия. И пусть кто-то из немецких или испанских офицеров иногда жалел местных жителей — стариков, женщин или детей, но когда возникал вопрос, кого он больше ценит, за кого отвечает: за русских или за своих солдат, его ответ был однозначным — за своих.

Вскоре после войны Любовь Алексеевна Никулина рассказывала о реалиях оккупации: «Испанские солдаты в 1942 году избивали Золина Федора Павловича кулаками, палками и другими предметами за неточное выполнение их распоряжений»[618].

Обиды вспоминались разные: оскорбления и побои, грубость и бесцеремонное поведение. Это могло касаться как самого свидетеля, так и его соседей, родственников, знакомых. «Зимой 1942 года испанский солдат ударил по лицу кулаком Федора Жохова за то, что у него от усталости остановилась лошадь.