Испанская дивизия — союзник Третьего рейха, 1941–1945 гг.

Все эти заявления практически сразу становились известны лагерной администрации, тем более что кроме слов фалангисты оставляли и вещественные доказательства своей позиции: «Паласиос прикрепил на бараке фашистский флаг. Вообще почти каждый день от Паласиоса, Россалини, Костильо и Родригеса можно было слышать различные нехорошие высказывания. Начиная с 1943 г. и по 1948 г. они ругали коммунистов, хулигански высказывались в адрес Генерального секретаря ЦК партии Испании Долорес Ибаррури и других руководителей Советского Союза».

Для всех советских людей, которые только что пережили самую тяжелую войну в истории своей страны, заявления о том, что кто-то мечтает о новом вооруженном противостоянии, были явно преступными. Но группу Паласиоса это не удерживало. Новарро Хосе Хосе рассказал на процессе о следующем: «Паласиос, Россалини, Костильо и Родригес поочередно высказывались среди военнопленных испанцев, чтобы не боялись русских, действовали воедино, не боялись ничего, а тех, кто будет работать, помогать русским, при освобождении из лагеря будут судить Военным трибуналом.

Говорили, что скоро будет война Америки и Англии с Советским Союзом, и Советский Союз будет разбит в войне, и что тогда мы будем свободными и за все расправимся с русскими. Призывали военнопленных испанцев не работать, быть едиными в борьбе с администрацией лагеря, не подчиняться ей. А если придется работать, то показывать вид, что работаешь, и во всем оказывать сопротивление русским»[669].

Свидетель подчеркивал особую роль в этих разговорах испанского капитана, который не останавливался и перед обыкновенным шантажом: «Главным предводителем фашистской группы в лагере был Паласиос, который не только агитировал нас, но и угрожал с нами расправиться в Испании. Паласиос мне говорил: „Если ты еще будешь ходить на работу и работать на русских, то, когда приедешь в Испанию, с тобой будем разговаривать по-другому“.

Потом я еще получил письмо от Паласиоса, в котором было написано, чтобы я перестал работать и не шел по такому пути, как антифашисты — предатели испанской армии, что своими действиями я помогаю Советскому Союзу, что, если я не перестану работать, то со мной расправятся в Испании и скажут администрации лагеря, что я проживаю под другой фамилией, тогда администрация лагеря примет ко мне меры»[670].

Свидетель Кастро Мануэль Мануэль, 1918 г. рождения, уточнил, что угрозы по отношению к антифашистам были весьма разнообразными: «Они нас пугали, говорили, что тех, кто будет работать на русских, по приезде в Испанию будут предавать суду Военного трибунала. При этом не только будут судить, а будут расправляться с ними, когда поедут в Испанию, будут выбрасывать на ходу в окна поезда.

Военнопленным испанцам он заявлял, что если бы была возможность подложить бомбу под группу антифашистов и тех, которые работают, и взорвать их всех, то тогда бы лучше было.

Эти разговоры влияли на рядовых военнопленных, и были случаи, когда отдельные из них не подчинялись администрации лагеря»[671].

Подлинную картину должен был прояснить допрос самих обвиняемых. Паласиос повел себя по отношению к суду весьма агрессивно: «Я как капитан испанской армии не могу идти против Франко, и я буду отстаивать его до конца. По предъявленному мне обвинению я не хочу говорить, так как я знаю, что все равно меня осудят.

Против меня, представителя испанской армии, дают показания свидетели: Астро, Кастро, Лопес Р., Де-Ля, Новарро, которые предали испанскую армию и испанский народ. Сейчас мне веры нет, и я не хочу ничего говорить. Показания свидетелей не подтверждаю, так как они мне враги»[672].

Россалини тоже пытался обвинить как свидетелей, предвзято к нему относящихся, так и саму советскую пенитенциарную систему: «10 февраля 1949 года я был осужден Трибуналом Киевского округа якобы за саботаж и пропаганду среди военнопленных испанцев как рядового, так и офицерского состава.

Было время, когда я действительно не выходил на работу 46 суток. Я посчитал, что мне за шесть лет нахождения в советском плену хоть какой-нибудь отпуск положен. Других военнопленных я не агитировал, чтобы они не выходили на работу и саботировали, не угрожал им ничем. Свидетели Кастро, Астро и Новарро, представляющие антифашистскую группу в лагере, есть предатели испанской армии, они дезертировали из испанской армии»[673]. Виновным он себя, естественно, не признает: «Наговорили на меня то, чего не было в действительности. Остальные свидетели показывают на меня правду. Они говорили, что мною рассказывались сказки, анекдоты, кинокартины. Собраний я никаких не проводил, а просто собиралось несколько человек военнопленных, чтобы проводить свободное время.

По политическим вопросам мы никогда не вели разговоров, и поэтому я предъявленное мне обвинение не подтверждаю»[674].