Испанская империя. Мировое господство династии Габсбургов. 1500–1700 гг.

Таким образом, влияние, привилегии и рекомендации были необходимыми условиями. У более талантливых выпускников оставалось мало шансов получить хорошее место, если только им не удавалось найти влиятельного покровителя. Как следствие, огромная армия студентов вливалась в ряды безработных. Тем не менее степень давала хотя бы какой-то статус, и у ее обладателя всегда оставалась возможность удачного взлета: «Человек учится и учится, а затем, если повезет, то, когда он меньше всего этого ожидает, обнаруживает у себя в руке посох или митру на голове». Казалось, все сговорились привлекать население к экономически непродуктивным занятиям. Всегда был шанс, что после долгих лет ожидания вам вдруг улыбнется удача. И в любом случае какова альтернатива? Как было сказано в 1620 году: «Количество священников, монахов и студентов удвоилось, поскольку у этих людей не было другого способа заработать себе на жизнь». На самом деле, если церковь двор и бюрократия поглощали слишком большое количество работоспособного населения Кастилии, это происходило не только благодаря присущей им привлекательности для общества, с презрением относившегося к более «низким» занятиям, а еще и потому, что в рамках слаборазвитой экономики они предлагали практически единственную перспективу получения хорошо оплачиваемой работы.

Большинство arbitristas в качестве решения проблемы рекомендовали уменьшить количество школ и монастырей и очистить двор от лишних людей. Но в действительности это означало ошибочно принимать симптомы за причину. Гонсалес Сельориго был единственным, кто понимал, что главная проблема состоит не столько в том, что двор и высшие классы тратят слишком много – поскольку сами эти траты создают полезный спрос на товары и услуги, – сколько в диспропорции между расходами и инвестициями. «Деньги не являются истинным богатством», – писал он. Его позиция заключалось в том, что для увеличения национального богатства необходимо не столько накопление драгоценных металлов, сколько расширение возможностей национального производства. Этого можно было достичь, только вкладывая много денег в развитие сельского хозяйства и промышленного производства. Но избыточное богатство вкладывалось непродуктивно, «растворялось в воздухе, уходя на бумаги, контракты, censos и векселя, наличные деньги, серебро и золото, вместо того чтобы расходоваться на то, что приносит прибыль и привлекает богатства извне, чтобы увеличивать богатства внутри. В результате в Испании нет денег, золота и серебра, потому что их слишком много, и не богата она из-за своего богатства…».

Соображения Гонсалеса де Сельориго по поводу того, как использовалось – или не использовалось – богатство, находят определенное подтверждение в описи владений богатого королевского чиновника дона Алонсо Рамирес де Прадо, члена Совета Кастилии, арестованного в 1607 году за взяточничество. Помимо дома, который он купил у герцога Альбы за 44 000 дукатов, он владел следующей собственностью (цифры даны в эскудо, стоивших на тот момент 400 мараведи, против 375 мараведи за дукат):

Эта опись подкрепляет настойчивые уверения Гонсалеса в неотложной необходимости выкупа juros и уменьшения огромного бремени лежавших на Кастилии долгов короны, которые отвлекали избыточные средства в непродуктивные сферы.

Таким образом, для Госалеса де Сельориго Кастилия была обществом, в котором и деньги, и труд использовались неправильно; обществом, где на каждого честного труженика, делавшего нужную работу, приходилось по тридцать паразитов; обществом с ложными ценностями, принимавшим призраки за реальность, а реальность за призраки. И то, что это общество породило блестящую цивилизацию, столь же богатую на культурные достижения, сколь бедную на достижения экономические, было лишь одним из ее многочисленных парадоксов. Потому что эта эпоха медных денег стала золотым веком Испании.

Социальное и экономическое устройство страны никоим образом не препятствовало писателям и художникам. У высших классов было достаточно денег, чтобы помогать им, и достаточно свободного времени, чтобы наслаждаться их произведениями. Многие представители знати гордились тем, что покровительствовали искусству. Так, графы Гондомар и Оливарес собрали огромные библиотеки; дворцы графа Монтеррея и маркиза Леганеса славились своими галереями живописи. Коллекционированию очень сильно способствовали часто проводившиеся в Мадриде аукционы, позволившие такому знатоку, как дон Хуан де Эспина, собрать на распродажах из домов аристократии замечательную коллекцию диковин и произведений искусства. Сам Эспина был человеком эксцентричным и до некоторой степени затворником, но у многих других представителей высшего общества Мадрида двери всегда были открыты для поэтов и художников.