Испанская империя. Мировое господство династии Габсбургов. 1500–1700 гг.

То, что испанская монархия выдержала шторма середины 1640-х годов, предполагало наличие в ее структуре скрытых резервов, проявившихся только в момент крайней необходимости. Хотя в целом это, пожалуй, слишком лестное объяснение. Благодаря парадоксу, который мог бы порадовать сердце Гонсалеса де Сельориго, ее сила была порождением ее слабости. В результате последовательной неспособности династии установить во всей монархии единение и единообразие, которые так стремился насадить Оливарес, провинции под властью австрийского дома сохраняли гораздо большую степень автономности, чем предполагало подчинение вице-королевских правительств Мадриду. Даже несмотря на то, что от вице-королей ждали исполнения королевских приказов, им, чтобы этого добиться, приходилось опираться на провинциальную аристократию и местные правительственные и муниципальные власти. Это неизбежно означало, что управление сводилось к череде компромиссов между провинциальным правящим классом, вице-королями и советами в Мадриде. Естественно, что такое правление часто могло быть неэффективным, но оно редко бывало по-настоящему деспотическим. Вице-короли приходили и уходили, а провинциальная аристократия оставалась, немного уступая тут, немного выигрывая там, и, как правило, ей удавалось достаточно успешно отстаивать себя вопреки решительным попыткам вице-королевской власти расширить границы власти королевской. Арагонская знать могла сколько угодно ворчать по поводу того, что король ею пренебрегает, но перейти от слов к делу она была не готова. Возможно, правление Мадрида казалось ей недостаточно толерантным, но альтернатива могла оказаться намного хуже.

Это подтверждал пример Каталонии. К 1640 году каталонская аристократия, как и весь народ, была недовольна Мадридом, и вместе со всеми остальными бросилась в пучину революции. Но вскоре стало ясно, что революция, начавшаяся как движение за освобождение Каталонии от власти Мадрида, имело социальный подтекст, угрожавший аристократии тем, что она может оказаться во власти толпы. Вся скопившаяся в Каталонии за последние десятилетия ненависть: ненависть бедных к богатым, ненависть безработных сельских поденщиков к bourgeois и землевладельцам летом и осенью 1640 года выплеснулась на поверхность, в то время как традиционные силы, обеспечивавшие порядок, были ослаблены или вовсе исчезли. Когда вскоре после победы при Монжуик умер Кларис, не осталось никого, кто обладал бы достаточным авторитетом, чтобы сдержать многочисленные анархические элементы в каталонском обществе. Оказавшись во власти контролируемого французами правительства, принципат под влиянием социальных противоречий и фамильной вражды начал распадаться на враждебные фракции, и представители знати один за другим спешили перебраться в Арагон, обнаружив, что правительство Филиппа IV предпочтительнее правления шайки политиканов, получающих приказы от короля Франции.

Дон Луис де Аро оказался достаточно проницательным, чтобы принимать во внимание эти внутренние разногласия, когда французское правительство под влиянием итальянца Мазарини переключило свое внимание с Каталонии на Италию. Как только военное давление французов в Каталонии ослабело, а раскол в каталонском обществе усилился, в Мадриде снова вспыхнула надежда, что принципат можно будет вернуть назад. Слабые армии Филиппа IV начали медленное наступление на принципат, где силы сопротивления были до крайности истощены голодом, а затем и чумой. Мазарини, озабоченный Фрондой, не смог отправить адекватную помощь, и к началу 1651 года положение французов в принципате заметно ухудшилось. В июле того же года армия маркиза Мортара, базировавшаяся в Лериде, соединилась с войсками таррагонской армии под командованием незаконнорожденного сына Филиппа IV, дона Хуана Хосе Австрийского, и объединенные силы двинулись на Барселону. Они были слишком слабы, чтобы начать прямую атаку на город, но в столицу уже проникла чума, и постепенно начинался голод. В конце концов 13 октября 1652 года Барселона сдалась. Три месяца спустя Филипп IV объявил всеобщее помилование и пообещал соблюдать все законы и свободы принципата, существовавшие на тот момент, когда он вступил на трон. После двенадцатилетнего разрыва с Испанией Каталония снова стала ее частью.