С утра до ночи, неделя за неделей, кипели толпы на цветочной террасе, названной Королевским проспектом; на террасе играла музыка, и отсюда посетители расходились в самые дальние уголки выставки. Во Дворце промышленности были выставлены все лучшие товары — от изделий мастеров стекольного дела до гигантского органа с тысячью шестьюстами трубками, от чешских гранат до книгопечатных машин, приводимых в движение электричеством и устроенных так, чтобы на глазах ошеломленной публики автоматически печатать выставочный журнал «Прага», от кустарных кружев до роялей и пианино. В левом крыле Дворца разбила свой стан известная пражская фирма «Ян Борн», вызывая удивление публики полным оборудованием современной кухни, интересным тем, что все предметы, от эмалированной посуды до поварешек, от сковородок до вальков для лапши, от фарфоровых сервизов до вертела для мяса, были украшены народными славянскими орнаментами — примечательное обстоятельство, свидетельствующее о том, что основатель первого в Праге славянского магазина после нескольких лет блужданий и поисков снова обрел себя и возымел счастливую идею сочетать давнюю славянофильскую ориентацию с новой кухонной специализацией. Что ж, за это его справедливо похвалили газеты. «Публике особенно понравился моравский орнамент с яблочками, — читаем мы в одном из обзоров выставки, — и трудно решить, на каких предметах этот орнамент особенно выигрывает: на сковородках или мешалках, на ситечке или на вальке для теста. Вся кухонная утварь представлена здесь превосходными изделиями, словом, фирма «Борн» показала нам поистине образцовую кухню — достойное рабочее место чешской хозяюшки».
В другом крупнейшем выставочном павильоне, машиностроительном, было собрано дело рук тысяч тружеников заводов Рингхоффера и Данека, Чешско-моравского машиностроительного, пльзеньской фирмы Шкода и Пражского акционерного общества машиностроения; у самого западного входа — огромный паровой двигатель с маховиком семи метров в диаметре, мощностью более восьмисот лошадиных сил, динамомашины, гидравлические моторы, пароходные винты и бронированные щиты для орудий, сахароваренное оборудование, гигантские колосники для паровых котлов, машины для дробления руды. В павильоне сельскохозяйственных машин можно было видеть сеялки и жатки, культиваторы и картофелекопалки, паровые сушилки, кормодробилки, молотилки, центрифуги, сноповязалки, соломорезки. Тот, кто видел все эти машины, эти гигантские, мощные, молчаливые тела — тот, быть может, впервые понял, какой изумительный прогресс достигнут за сравнительно короткое время, с тех пор как заработал первый поршень в первом паровом двигателе, и как далеко ушло человечество по новому, ведущему в неведомое, пути, открывшемуся тогда перед ним.
В историческом павильоне привлекала чешская готическая роспись четырнадцатого столетия, во Дворце искусств — эскиз занавеса для сцены Национального театра, автором которого был Войтех Гинайс[40]
, ученик того самого Павла Бодри, о «Царстве Флоры» которого мы рассказали в другой книге. В северной части выставки, отведенной сельскому хозяйству, были выставлены мериносовые овцы и чудесные белые быки с черными рогами, золотистые фазаны и индюки. Дети тащили родителей к катальной горке и к воздушному шару, папаши брали штурмом рестораны и распивочные, где гостей обслуживали девушки в национальных костюмах, или дегустационные залы и гастрономические киоски, если только не отдавали предпочтение сенсации выставки — американскому бару, легкой хижине из бамбука, крытой пальмовыми листьями, где официанты-негры разносили более двухсот шестидесяти сортов разных американских напитков. Каждый вечер, как только смеркалось, позади главного павильона с шумом вырывался алый фонтан воды, меняя цвет на фиолетовый, зеленый, желтый, а рядом с ним начинали бить новые и новые фонтаны; струи сплетались, разбивались, образовывали рубиновые, сапфировые и бриллиантовые арабески и, будто в некой шаловливой игре, догоняли, обгоняли друг друга, искрились, то сливаясь в мощный столб, то рассыпаясь цветным туманом, то опадая, то снова взвиваясь до высоты крыш.