Исповедь о сыне

Не могу не признаться, что за месяц до гибели сына, может чуть больше, мы с супругой так остервенело ссорились, как никогда в жизни. Причём, зачинателем этих ссор всегда была моя супруга, не в обиду будет ей сказано. Она будто исподволь интуитивно предчувствовала чутким сердцем женщины, матери троих детей, нависшую над сыном беду. И в охватившем её смятении душа её исходила в немом беспомощном крике: «Отец? Ну, делай же хоть что-нибудь для спасения сына от неминуемой гибели! Беги, ползи на корячках, ну хоть что-то же делай наконец!» Однако, ни ей, ни мне, даже в голову тогда не приходило, что с нашим сынком может случиться что-то страшное. И наши сердца тогда не ведали о близившейся беде и предстоящем ужасе от неизбывного горя. Это скорее рок, а может – результат старческой немощи. Да какая теперь разница! Сына-то нет, и никогда не будет.

Закончив с мистикой, перехожу к описанию короткого жизненного пути моего сына, начиная с его счастливого детства и до дня гибели. Скучать читателю при этом не придётся, поскольку речь пойдёт не только о нём, а о том времени, когда он рос и воспитывался, и о тех людях, с которыми ему приходилось в силу разных обстоятельств встречаться. Да и самому как отцу любопытно сейчас пристально вглядеться, спустя годы, каким он был человеком в разные периоды своей жизни и как выковывался его стойкий и мужественный характер неутомимого труженика, любящего сына и отца.

Признаюсь, это был самый счастливый день в нашей только что начавшейся, супружеской жизни, у нас появился белокурый первенец с голубыми глазёнками, которого мы назвали Коленькой – в честь погибшего на войне моего отца. Это счастливое и памятное событие для нас произошло 21 ноября 1961 года в Красноярском крае, Заозёрная-13, в одном секретном городке, где начиналось строительство очень секретного в то время объекта. Был, по сибирским меркам, относительно тёплый, безветренный вечер. Падал мягкий пушистый снежок. Я стоял перед окнами родильного отделения и с затаённым восторгом ждал, когда же наконец и кем разродится моя жёнушка, мальчиком, или девочкой. И хотя большой разницы я не усматривал в этом богоугодном явлении, всё же больше хотелось мальчика. К моей неописуемой радости, так и получилось. Но в то басурманское время дней, названных по именам святых угодников, кипучая на крутые дела власть на дух не признавала, а мы с супругой ни сном, ни духом не ведали, что наш первенец родился в Михайлов день и следовало бы его назвать Михаилом, как раньше водилось. Так наш сынок Коленька и стал носить до самой смерти имя дедушки, сгинувшего на войне. Греха в этом никакого не вижу, а по сему ни разу не каялся. Но всё же, всё же! Конечно, как и всех новорождённых детей, нашего сынишку одолевали разные хвори, да, к тому же, у нас с супругой не было никакого практического опыта в уходе за ребёнком, и нам крепко пришлось помучиться, пока всему научились. Через полтора года родился второй сынок, которого назвали Андрюшей. Был он немножко рыженький, с открытыми голубыми глазёнками, ласковый и очень подвижный. Коле к тому времени исполнилось полтора годика, и он, ещё не осознавая своих поступков, взял на себя полное шефство над родившимся братиком, заботливо качал коляску и звал нас на помощь, когда Андрюшенька начинал плакать. Мы просто поражались его недетской заботе и усердию в исполнении своих обязанностей как старшего по отношению к младшему. Так зарождалась их братская дружба и забота друг о друге, испытанная годами нелёгкой жизни.

Надо признать, что Коля с ранних лет не был надоедливым и капризным ребёнком, чему мы очень радовались. У него рано проявилась необычайная детская фантазия. Он целыми днями лепил из пластилина неисчислимое множество солдат, различную военную технику, нашу и вражескую; и яростные сражения шли каждый день. Откуда в голове у двухлетнего мальчонки появилось столь отчётливое сознание и понимание давно отгремевшей войны, у меня до сих пор в голове не укладывается. С возрастом интересы сына менялись. Он всецело посвятил себя музыке, которой отдавал всё своё свободное время, и во многом преуспел. Она его покорила, околдовала его юную душу на всю жизнь. Учился он в музыкальной школе, а потом и в училище, только на отлично. Цельным и упорным он был человеком, и душевным. Конечно, были и мелкие ребячьи ссоры между братишками, замечались и разногласия по различным бытовым вопросам, но всё это воспринималось в нашей семье несерьёзно и, скорее, было нашим родительским упущением. Впоследствии сама жизнь вымела из их добрых сердец весь мусор, скопившийся в молодые годы, и они остались верными и преданными братьями.