Да вот беда, после окончания третьего курса юридического института, недолго думая, решил я перейти на работу по юридической специальности, и мой выбор оказался явно неудачным – с далеко идущими неприятными последствиями, как для меня, так и для всей семьи. Это была с моей стороны самая непростительная ошибка в жизни, поскольку моя работа ничего общего с юридической специальностью в прямом её значении не имела. Я устроился в исправительную трудовую структуру МВД, а точнее – в колонию общего режима, где вначале работал начальником отряда, а затем – старшим инспектором оперативной части. Проработав в этой системе три года, я с огорчением убедился, что не туда попал, и по своим морально-психологическим качествам совершенно не пригоден для успешной работы в подобных учреждениях. Я хорошо понимал, что не стоит мне морочить голову себе и руководству и написал рапорт об увольнении. Уволили меня только через пять месяцев и предупредили, что по юридической специальности работать мне не дадут, за мной будет установлен негласный надзор, поскольку якобы они научили меня секретной работе. Однако никто меня секретам этой работы не учил, и своих учителей я не помню. Их не было. Учился же я самостоятельно, читая книги политических заключённых, которых выпустили по амнистии в 1956 году. В то время появилось много мемуаров о годах, проведённых людьми в сталинских лагерях. Вот из этих-то книг я и набирался опыта лагерной жизни, которая мало в чём изменилась с того страшного времени. По своей непростительной наивности и в непреодолимом желании быстрее уволиться я тогда не придал особого значения этим угрожающим моей свободе словам, о чём впоследствии очень сожалел и заплатил высокую цену. Кроме того, за три года службы я получил семь поощрений, которые записаны в мою трудовую книжку, и не имел ни одного взыскания. И вдруг какой-то надзор, слежка, да ещё пожизненная. Вздор какой-то, решил я, и больше об этом не задумывался, пока этот вздор не начал портить мне и семье жизнь. В связи с этим не могу не рассказать об одном любопытном случае, связанным с моим увольнением из этой мрачной организации.
В конце пятого месяца с момента подачи рапорта об увольнении меня вызвал на собеседование главный начальник всех тюрем и лагерей области. За массивным столом в большом начальственном кресле величественно и недвижимо сидел, словно замороженный вечным холодом музейный экспонат мамонта, пожилой и седоватый полковник. Беседа была очень трудной с морально-психологической точки зрения, и я вышел от грозного начальника с тяжёлым чувством неудовлетворённости и досады. В конце нашего разговора он спросил меня, кем я собираюсь работать после увольнения. Я бодро ответил, что буду работать по прежней специальности, электросварщиком. «И сколько вы будете зарабатывать?» Я ответил, что рублей пятьсот-шестьсот. Это сумма равнялась его зарплате. Он с нескрываемым удивлением, не мигая, уставился на меня. У него вскинулись вверх густые и седые брови, он своей могучей фигурой, в растерянности, откинулся на массивную спинку своего кресла и с ещё большим удивлением и недоверием спросил: «А зачем тебе столько денег? Что ты будешь с ними делать?» Вопрос был ниже пояса по своей наглости и тупости. Теперь уже я с нескрываемым изумлением уставился на него, в растерянности соображая, как бы мне более доходчиво объяснить начальственной голове, дожившей до седых волос, зачем мне такие деньги нужны, но не успел. Его душевное обнищание было столь заметным, вызывающим, что нисколько не стесняло его властолюбивую натуру. Он бравировал этим, не замечая своего убогого невежества. Тут он мне строго и назидательно, как приговор, и объявил, что за мной будет установлена слежка до конца жизни и что по юридической специальности они мне работать не позволят. Да вот беда, этот глупейший разговор имел для него чуть позже самые дурацкие последствия.