Исповедь живодера и другие истории адвокатского бытия

Брат слушал, кивал головой, почти согласился: «завтра займусь!».

Чтобы отвлечь врача от заботы, разговор перевёл на иное, некстати вспомнив войну: «вишь, меня на курорт посылаешь, а сам что, здоров как бугай?». Теперь черед отшутиться настал педиатру. Шутили, шутили, вспомнили про забавное. Это сейчас, забавно, смешно, а когда рвутся снаряды, да некому раненых отволочь в какой никакой полевой лазарет, какие уж шутки!

Да психология человека, нормального человека, тем хороша, что найдёт стимул жизни даже в ужасных условиях. Например, на войне. Вот и вспомнился педиатру один фронтовой эпизод.

Дело было в зимнюю пору. Зима то зима, да вдруг дождик пошёл, не летний и тёплый, а фронтовой, как прозвали его санитары. Редкий их перекур закончил этот внезапный дождь да к тому же с грозой. Молния сверканула, гром прогремел. Нет, не дальних орудий залп прокатил. На орудия внимание не обращалось из-за привычности, залпы давно вошли в обиход. Рокот с неба, и санитарки с визгом хватают бельё с наспех накинутых на сучья деревьев верёвок. Раненые заковыляют, торопясь в обманчивую тишину палаток полевого лазарета. Санитары аккуратно загасили «бычки», рассовав по карманам окурки: ещё пригодятся.

Замешкался доктор. Тогда его звали не доктором и педиатром, а по-военному чётко «товарищем военным хирургом». Военхирург, естественно без знаков различия, госпиталь! Так, на плечи накинута обыкновеннейшая серо-бурая шинелишка, сапоги вдрызг разбиты, на проплешине головы ни фуражки, ни пилотки. Он как раз доедал свою кашу, с наслаждением макая хлеба серый кусок в остаточки каши, что маслом блестела в глубине котелка. Расстаралась седая повариха Настасья в стремлении хоть чем то доктору угодить. Работал по двадцать четыре часа, спал урывками между боями да операциями на ходу в оборудованной операционной, то есть в самой большой из палаток. А то и на поле, где вперемешку лежали трупы и раненые, мог сделать срочную операцию, вырвав осколок мины, гранаты из тела бойца. В чём мог быть отдых? Да вот в таком поедании пищи из солдатского котелка. Свой, офицерский, насквозь пуля пробила, и пришлось выбросить щегольский, зелёный полукотелок-полуфлягу. Котелок ему притащил санитар: берите, товарищи хирург, пригодится.

Доедает хирург свою пищу, глядь, а под этим странным дождём видно, как к нему в госпиталь две машины несутся. Офицерская «эмка» и охранников взвод на «полуторке» мчатся на всех парах, с визгом скользя по враз замокревшему полотнищу временной военной дороги – рокады.

Вздохнул: «Эва! Какое начальство к нам скачет, наверно, беда». Отложил котелок, поправил шинельку. Из «эмки» на полном ходу выскочил бравенький адъютант и издали прокричал: «давай-ка, служивый, зови командира!» Естественно, в речь прибавлялась та матерца, без которой ни машина не заводится, ни речь командира перед бойцами не могла говориться в полную силу.

Постарался прибавить себе командирского вида. Да куда там! Шинелишка, кирза, щетина на пол-лица. Какой командир? Так себе, санитар из последних или вообще ездовой при конях.

«Ты что, брат, не понял?», – кричал адъютант, прибавляя на каждом шагу матерщину.

А из госпиталя, из лазарета бежали к ним санитары. Так громко орал чужой адъютант, что и мёртвый бы понял, что начальство, неладное будь оно во все веки, примчалось.

«Эмка» ещё ползёт, выкарабкиваясь из переплёта дорожной распутицы. Её занесло на склизком на повороте, да, наверно, водитель был из самых из лучших. Однако развернул машину, и к военхирургу из автомобиля выполз кто? А да маршал, да Р…й!

Каждый раз, вспоминая свою единственную встречу с прославленным героем войны, педиатр хитренько улыбался. «Выползает маршал из автомобиля, ставит ноженьку на ступенечку», – это так передает свои впечатления педиатр, – «адъютант на своих полусогнутых к начальству спешит, лебезит, берёт под белые рученьки. А маршалу плохо! Задыхается военоначальник, руку у горла держит, а рука то дрожит. Адъютант разоряется в полной мере молодых своих лёгких: «Где эта падла, где военный хирург? Дрыхнет с какой-нибудь там молодицей, своей ППЖ! (походно-полевая жена, прозвище женщин, походный жён офицеров из призванных в армию женщин).

Санитары стоят, санитары молчат: какой-то там генерал из «эмки» выходит, разоряется его адъютант, а их командир команды им не дает носилки тащить. Странно. Адъютант разоряется, межая маты с угрозами: «я вас под трибунал, вы пораженцы, вы саботажники». Ну и т. д. А доктор молчит, не обращает никакого внимания ни на ор адъютанта, ни на поёживание подчинённых при словах трибунал, саботаж.

Доктора странность объяснялась банально и буднично: военный хирург ставил диагноз. На ранение не похоже. На заболевание соматическое тоже. В войну люди редко страдали обычнейшими заболеваниями: бронхитом, подагрой, гриппом или обыкновеннейшей простудой. Почему на войне заболевания не дозволялись? То тема отдельной какой диссертации, а не наша тематика.