Исповедь живодера и другие истории адвокатского бытия

Молчание, если можно молчанием обозвать визг адъютанта, несколько затянулось, пока до доктора не дошло: косточка! Обыкновеннейшая косточка. Может, вишня-черешня застряла в горле крупнейшего военоначальника, прямо как у какого-то пацана из подворотни московской. Сколько он косточек повытаскивал у таких пацанов. А тут крупный военоначальник, шутка сказать, маршал Союза, и – косточка!

Засмеялся бы, если бы было смешно. Пустяковая вещь, эта косточка, а как попадёт не в то горло? Летальный исход! Хрип становился всё тише, удушье охватило гортань. Времени думать не оставалось. Подскочил к герою войны, самым обычным приёмом извлек косточку. Поглядел: абрикосовая. Крупная, она почти перекрыла гортань, и ещё пару часов, и прославленный маршал погиб бы от банальнейшего, абсолютно не военного заболевания.

Короче, позор для героя войны. Маршал, как только воздух попал в освобождённые лёгкие, задышал-подышал да откашлялся: «ну, спасибо, боец. Спасибо огромное. И зови командира, просить его буду тебя наградить, чай, спас жизнь не только мне, но и фронту».

Когда до прославленного командира дошло, что этот вот, в шинелишке старой да кирзовых сапогах, с проплешиной на голове мужичок есть тот самый знаменитый на весь фронт военно-полевой хирург, которого между собой командиры звали просто «гномик», маршал про себя выругался. Сам догадаться бы мог, что при такой дырявой шинелишке и раздолбанных сапогах уж больно чистые лицо и особенно руки у этого мужичка. Ну, да ладно, подкатил с извинением: «ты, мол, прости, подполковник, маху я дал, извиняюсь».

Извинения приняты. Маршал, довольный, покатил было восвояси, на прощание взяв обещание, что до конца дней доктор будет молчать про позорный диагноз: про косточку.

Вот доктор молчал, лишь сегодня брату под откровенный душевный лад разговора поведал, как байку, как спас жизнь самому что ни на есть Р…у.

Да и то, не рассказывал бы, если бы брат не стал спрашивать, да расспрашивать, куда орден девался? Ведь хирургу военному орден присвоен, еще до Победы. Маршал не обманул.

И история с косточкой ещё не закончена.

Итак, сел было маршал в машину, да повернулся назад. Подошёл к педиатру: «слышь, брат, ещё раз меня извини. Обмишулился я. А всё-таки постараюсь представить тебя к ордену. Ты спас жизнь старшему по званию. Ну, а уж как спас, то дело десятое, ты уж молчи».

Педиатр, доскрёбывая со дня котелка уже почти замерзшую кашу, покивал головой, да и забыл про забавный такой эпизод. Мало, ли, что ли, война эпизодов подбросит, забавных, не очень, и уж совсем трагедийных.

А вскорости трагедийный такой эпизод и случился. Закрыл его телом, когда бомбёжка была, санитар. Здоровый, под два почти метра сибиряк, навалился на него могучим туловом, и осколки пробили его, как решето. Тридцать три осколка. Из них пара смертельных. Охнул сибиряк, пытался улыбнуться доктору напоследок, прошептал: «не дожил до Победы, прощайте». Затих.

В пустую воронку помещено тело, на лицо легла пилотка со звездой, документы забраны, оставлено лишь письмишко супруге да номерок, что хранился у каждого красноармейца.

А на грудь положен орден. Это военный хирург приказал положить свой, именной знак нагрудный положить на тело бойца. Заслужил! Спас жизнь командиру, и эта награда ему. И безо всякой на то бюрократии.

Гномик бюрократию ненавидел. Был случай, поехал на раздолбанной полуторке в штаб: просить силы рабочей. Раненых много, госпиталь-лазарет завален живыми, трупов тоже хватало, а некому оттащить! Девчонки-медсёстры да санитарочки с ног сбивались, спали практически на ходу, а всё равно не успевали. Мясорубка большая на фронте случилась, раненых везли, волокли на себе, на полуторках в «гномика» лазарет.

Не выдержал военхирург, отправился в штаб: авось, выпрошу хоть-кого, хоть одноногих.

Трясётся в полуторке, пыль наравне с другими бойцами глотает. Глядь, а полуторка обгоняет колонну пеших. Бредут люди, безо всяких погон и иных знаков различия.

Кто-то с полуторки крикнул: «вы, братцы, кто?» Колонна молчала, месила кирзой дорожную грязь. Тут к полуторке подскочил оченно даже бравый вояка при чинах-погонах. Сразу видно, что выскочка-особист. Да как начал кричать, да как начал орать, что чего это вы штрафников моих балуете? Их ведут на расстрел, этих предателей Родины, а вы им братцы кричите?

Доктор вначале на ситуацию внимания не обращал: переворачивал в голове сложный случай черепно-мозговой (травмы). А вот при словах особиста «веду на расстрел», выглянул из полуторки.

Колонна людей так в пять сот, здоровые мужики, явно не школьного вида, головы опустив, шли на расстрел.

Вот тогда доктора и зацепило! Подскочил, встал на скамеечку (росточком таки не вышел!), на ходу кителёк накинул, чтобы особисту стали видны погоны старшего по званию, и заорал: «мать тебя так, распаскуда ты эдакий! Ты бойцов на расход, а у меня госпиталь без людей загибается? Ты и есть самый на что ни на есть саботажник и враг народа! Я тебя самого под трибунал и немедленно!» И стал хвататься рукой за воображаемую кобуру.