Исповедь живодера и другие истории адвокатского бытия

Что тётушке подсобить, что незнакомой старушке дровишек поднаколоть за спасибо завсегда наготов. Добротой пошел в тётку.

А уж когда Сёмка-сосед пытался лупить младшую Варьку, спуску не жди! Летел Сёмка головою в сугроб. Матушке Варьки он перечить не мог. Мать есть мать, какова б не была, а уж Сёмке от него доставалось. Дракой, пацаньей разборкой их схватки не назовёшь. Сёмка был трусоват, в открытый бой никогда не вступался, зато молоть без устали мог только поганым своим языком, а потому терпел от соседа тычки, утирал свои сопли, да матери во сто крат привирал про побои. Мать Варькина соседского найдёныша ненавидела. Нет, нет, да уколет то взглядом, то словам, что приблуда он, каторжник да найдёныш. Мальчишка терпел. Только раз и посмел у тётушки испросить: кто он, откуда? Тётушка честно ему рассказала, и с тех пор между ними связь родилась – не разлей вода, не разбей огонь.

Рассчитала было соседка, что мальчишка остынет к тётке чужой, ан случилось вовсе наоборот: мальчишка сердцем прирос ещё больше к Никитичне.

Да и то правда гуляет в народе: не та мать, что родила, а та, что воспитала.

Умён и смышлён, мальчонка перечитал у Никитичны библиотеку. Со временем, как подрос, признался, что хочет учиться, и тётушка отпустила. Страна, набиравшая обороты коллективизации-индустриализации, сильно нуждалась в грамотных кадрах.

Поехал парнишка в центр областной. Учился вначале в ремесленном, потом направили в промакадемию. В село вернулся учёный. Да вернулся не сам: привёз молодицу, красную девицу. Сибирская хата приютила обоих. От радости Никитична напекла своих шанежек, знаменитых на пол-Сибири, отдала молодым лучшую комнату, и невестку обихаживать стала, как могла. Правда, вскорости невестка отправилась на учебу: училась она медицине.

Стал мотаться Алёшка частенько в центр областной. Как выберется в выходной, так в столицу, как праздник какой, он к жене. Похудел, замотался, но был полностью счастлив. А уж совсем соколом залетал, как приехал с женой да младенцем. Родили парнишку, славного бутуза.

Соседка с лёту люто возненавидела и малыша, а ещё больше невестку Никитичны. Говорить ничего не сказала, только чёрными угольями чёрных глаз вела молодицу от колодца до дома, от дома до магазина. И досмотрелась. Как назло, Никитичну вызвали на заимку, где заболел старый егерь. Пару-тройку дней она вправляла косточки да выпаривала боль из его застаревшего тела, а как повернулась домой, застала беду: грудничок уже не дышал.

Кинулась было спасать. Да куда! Отплакали малыша, похоронили. А наутро, как встретились у колодца Никитична да Варькина мать, Никитична только что и спросила: «а ребёнка за что?» Вопрос в лоб обескуражил ведьмачку, та отмолчалась. А бабьё по селу понесло: точно ведьма она, точно ведьма. Кто стал бояться, приносил откупное вещами, яствами да таёжной едой. А кто не боялся, на всякий такой случай всё ж избегал её чёрных глаз.

А кто и стал обращаться ночами: помоги молодца приворожить, помоги грыжу заговорить, помоги, помоги. И ведьмачка старалась. Вовсю. С Никитичной не общалась, а вот Алёшку ее, наоборот, встречала где надо или не надо. Повод находила, нимало не беспокоясь, кстати он или нет. Говорлива была, словесами потоки изливались в Алёшкины уши про её да Сёмкины добродетели.

Только молчала Варькина мать, никому не смея сказ рассказать про странную странность. Как опустили в могилку мальца, и она вместе со всеми стала бросать горсти земли на маленький гробик, ей в голову бухнуло чётким «Раз».

Аж пошатнулась, так явственно голос, не различимый женский или мужской, произнес четкое слово. Короткое «раз», и как дверка захлопнулась. Ноги ватными стали, и добралась еле-еле до дома, лежала дня два, не вставая: не было сил.

Молодица, Алёшкина женушка, после смерти сыночка погоревала – потужила, да и уехала в город дальше учиться. Захотела из фельдшерицы доктором стать. Своего ребёночка не уберегла из-за недостатка опыта, знаний, как тогда людям ей помогать? Муж понимал, отпустил любимую с миром. Мотаться стал вдругорядь от работы в центр областной. А как возвернётся из города, тут и соседка навстречу. Как знала заранее, что прибудет сосед. А Алексей скажет только привычное «здравствуйте», да и мимо пройдёт. Так прошел и месяц, и два, и годочки текли чередой, а сосед только «здравствуйте».

Варькина мать исходила на нет. Варьку била чем ни попало под руку, а уж когда Варька однажды запела, забывшись при матери, так та чуть её не убила.

Спасибо, опять вмешался сосед. Алексей ворвался к соседке, рывком распахнул дверь, оттащил Варьку от матери, и в чём та была, увёл к себе в дом. Варьке тогда было лет двенадцать. Девчушка рыдала: «за что, за что? Я только пела, я только пела». Голос у Варьки был не силён, но мелодичен, напевен с редкою бархотцой.

Никитична отпоила девчушку отваром, приняла к себе в дом, как родную. Правда, долго жить в тёплой избе не пришлось. Пришел Сёмка, забрал сестрёнку. В хате остылой было надо работать, ну не ему же, красивому, надрываться на бабской работе.