Исповедь живодера и другие истории адвокатского бытия

Как выбрался братец наверх, стал заместителем, про то Варьке не в толк. Но сын Демагога освоился быстро. Перехватил на себя право звонить и отвечать на звонки людям из центра, бодренько так рапортовал об успехах завода. Умел встретить спецов-военпредов, которые, как только завод стал выдавать «на-гора» первые партии, покатили принимать для фронтов то, что делал завод. Военпреды разными были. Одни, что с пылающих территорий сами в пыли и поту, принимали позиции, понимая цену каждому из снарядов, танков или другой военной продукции номерной. Но были ещё и другие. Лощёные, из Москвы или Самары. Те снюхивались с братцем на раз. Получали пайки от Лёвки из Военторга, увозили жёнам или вовсе даже не жёнам крепдешины да крепжоржеты, и уж само собой тушёнку везли да осетрину.

А потому Сёмка по лестнице по служебной двигался споро. Перебрался невесть откуда на самый на верх. Стал заместителем Генерального. Свои людишки нашлись у него и у самых у нужных: в НКВД! У тамошних жёны тоже хотели носить крепдешины и трескать за уши осетрину да белый хлеб.

Увозили Петровича в ночь.

Подъехала «эмка» к заводу, трое молчком поднялись в директорский кабинет, молча открыли пинком предбанника дверь, молча погрозили Варьке пальцем. Та задохнулась от страха. Молча вывели Петровича из кабинета, молча и увезли.

За что и про что кто осмелится вопросить, и у кого, разрешите, спросить?

Но, судя по тому, что братец ранёхоньким утром уже восседал в кабинете Петровича, явно ручонки свои приложил к поганому делу.

И понеслось! Ночные попойки, девчушки, жратва с осетриной. Затух сам собой директорский фонд, и детсад выживал из последних силенок. Кормить стали по остаточному принципу: главное – фронту! Потом кормить рабочих в цехах, потом инженеров и прочую дребедень, и только остатки (тянется написать просто объедки) доставались детишкам. Сунулась было директриса детсада вякнуть про деток да «директорский» фонд, так рот ей быстро заткнули: вы что, против Победы? Сын Демагога и сам демагог Сёмка по наторенному вправил мозги надоевшей до чёртиков радетельнице сопливых детишек.

Завод по накатанной колее работал с полгода. Запущенный Генеральным механизм работал как вечный двигатель месяца три.

А потом потихоньку начинались проблемы. Человеческий фактор начал срабатывать.

Женщина – мать человечества. Женщины, именно женщины двигают мир, толкают вперед всё человечество.

Это только ленинцы утверждали, что кадры решают всё, имея в виду прежде себя, то есть мужчин.

Ну что ж, пусть будет и так. Я к их совести призывать не стану, не собираюсь метать бисером.

Кадры и забеспокоились. Вначале мамаши, когда детишки стали уже совсем голодать, забеспокоились, заволновались. Стали таскать от себя в детский садик продукты. Кончится смена, и тянутся матери, кто с компанией (вместе не страшно), кто в одиночку, в основном по ночам, тащиться в Африкановку. К тому времени садик перевели в Африкановку, где воздух почище и простора для деток побольше.

Бабы меняли остатки прежнего быта на молоко, драгоценные сливки или даже сметану, это кому уж как повезёт. А под утро назад. Заскочат в детсад, озираясь, передадут ночной сторожихе для своей Манечки или своего Петечки драгоценную ношу, и снова к станкам.

К чему привело?

Первое. К прекращению мира. Из ровной массы однородных серых людей выделяться стало неравенство: Манечке – сливки? А Петечке что, на кулак сопли мотать?

Во-вторых, женщины стали ругаться. Африкановские детишки и так были сытей других, а тут бабьё африкановское стало более богатеть за счёт пришлых товаров. Доставали заводские женщины последние довоенные вещи, что сберегались на память о доме, который где-то на Брянщине или Смоленщине немцы сожгли. Доставали, вздыхали, и относили в деревню. Здоровье дитяти, а то и жизнь её крохотулечки разве заменишь тряпкой иль чем там еще, пусть даже самым памятным из далёкого дома.

Сибирские села богаты, сильны. Суровая жизнь приучала выживать самых сильнейших. А раз село стояло издавна на тракте, значит, село богатело из-за купцов да проезжих. И ночью и днем тракт не пустел. Сновали людишки кто – на Москву, кто – из далёкой Москвы дальше по тракту в таёжные дебри. А что нужно проходившим по тракту? Свежее сено сытым коням, свежая пища себе. Ну там молочко, да сметанка, да мясцо оленина да кабанина, мясо косули да птицы любой. Тракт съедал всё.