Пока наши велосипеды накручивают мили, я размышляю о том, как будет оценивать нас Испытательный комитет после нашего возвращения в Тозу-Сити. Все, что я видела до сих пор, наводит на мысль, что Барнс и его Испытатели не довольствуются докладами самих кандидатов о происходившем во время экзамена. Из этого следует, что за нами наблюдают – если не постоянно, то по крайней мере время от времени, достаточно, чтобы принять оправданные решения.
К тому времени, когда мы опять съезжаем с дороги и находим место для ночевки – на сей раз это заброшенная ферма, – я уже уверена, что знаю, как следят за нами Испытатели. Но с проверкой моей версии придется обождать, пока мы не расположимся на ночь. Если я права, то Испытатели будут знать, что я отклонилась от системы, которой мы с Томасом следуем с начала пути.
На западе собираются тучи, назревает гроза, и нам с Томасом совершенно не хочется промокнуть. Мое внимание привлекает клонящийся на левый бок линялый серый сарай. Несмотря на покосившиеся стены, с виду он прочный.
Внутри сарая мы застаем стайку диких кур. Четыре выстрела – и можно ощипать и зажарить три курочки. В гнездах нас ждут четыре легоньких коричневых яичка, которые мы прибережем на завтрак. А за ужином я очень стараюсь сохранять спокойствие, хотя, пока мы готовили еду, Томас несколько раз бросал на меня вопросительные взгляды. Но вот ужин окончен, я убираю оставшуюся снедь в свой рюкзак и при этом кое-что в нем нащупываю. Мои пальцы сжимают этот предмет, сердце замирает в ожидании.
Я достаю его – идентификационный браслет, который я сняла с руки девушки, преданной нами земле.
Браслет есть у каждого кандидата на Испытании, вернее, целых два, потому что к рюкзаку каждого прикреплена полоска с таким же символом. Всем нам строго наказали постоянно носить и то и другое. Поскольку обнаружить застежки очень трудно, я уверена, что большинство кандидатов следуют правилу. Браслеты – наши удостоверения личности. А вдруг они служат для оповещения Испытателей о том, где мы находимся и что делаем?
Толщина браслета – четверть дюйма, он сделан из серебристого металла. Снаружи на браслете диск с символом кандидата, а внутри…
Вот оно! Прямо под диском с символом я замечаю три крохотных отверстия. Я бы ни за что их не увидела, если бы специально не искала. Теперь я знаю то, что должна была знать.
Нас подслушивают.
Глава 14
Я испытываю радость, точь-в-точь такую же, как при успешной сдаче экзамена. Только сейчас радость очень скоротечна и тут же сменяется горечью страха во рту.
Неужели Испытатели записывают каждое наше слово? Неужели они слушали все мои разговоры еще до приезда в Тозу-Сити, или это лишнее, если почти каждое мое движение фиксировалось их миниатюрными камерами? Мне остается уповать на то, что верно второе. Потому что иначе они знают все: про моего отца, про его кошмары, про его напутствие мне. Он учил меня никому не доверять, а я не послушалась. Решила, что мне лучше знать. Я поверила Томасу и все ему рассказала. Возможно, теперь жизнь отца в опасности. Правительство, готовое равнодушно наблюдать, как кандидаты кончают жизнь самоубийством или едят отравленные растения, ошибившись с ответом, – такое правительство не моргнув глазом уничтожит человека, если заподозрит в нем угрозу. Опасность грозит магистрату Оуэнс, доктору Флинту, нашей старой учительнице. Любому, кто оберегал выпускников Пяти Озер от опасностей Испытания. И все из-за меня.
– Ты в порядке, Сия?
Я оборачиваюсь и встречаюсь глазами с Томасом. Судя по его озабоченному взгляду, у меня ужасный вид. Я изображаю широкую улыбку и отвечаю:
– Я тревожусь за Трейслин и остальных. Надеюсь, они найдут где сегодня переночевать. Похоже, надвигается сильная гроза.
Потом я прикладываю палец к губам, указывая на браслет и показываю ему чуть заметные отверстия на внутренней стороне. Расстегиваю дрожащими пальцами собственный браслет и кладу его на свой рюкзак. Беру руку Томаса, снимаю с нее браслет и только после этого тяну его за собой, на бушующий снаружи ветер.
– Они за нами шпионят, – говорит Томас. – После взорвавшегося пруда я ничему не удивляюсь. Подслушивание наших разговоров – мелочь по сравнению с этим.
– Как давно они, по-твоему, этим занимаются? Только на этом экзамене или с самого начала?
Он обдумывает мой вопрос и, как я вижу, вспоминает наш с ним разговор под деревом, вдали от камер.
– Тогда, наверное, к подслушиванию еще не приступили. Тогда нас было целых сто восемь человек. Они, должно быть, еще полагались на камеры и наблюдали за всеми сразу. Чтобы слушать сразу сотню микрофонов, нужно слишком много времени и людей.
Мне хочется надеяться, что он прав. Если нет, то пропадает желание жить.
– Сия, это жестоко звучит, но сейчас ты должна перестать тревожиться за оставшихся дома. – Он дотрагивается до моей щеки, и я ловлю его руку и цепляюсь за нее, как утопающий за соломинку. – Помочь родным и землякам мы можем единственным способом – выжив в этом экзамене.
У меня сводит от отчаяния горло: