Испытание

– Если мы его сдадим, то все наши воспоминания об Испытании будут стерты. Мы уже не вспомним, что кому-то нужна наша помощь.

– Беспамятства можно избежать, надо только понять, как они это делают. – Он сжимает мне руку и смахивает с моей щеки слезинки. – Я все время об этом думаю и, кажется, кое-что надумал. Теперь мы знаем про «жучки» и можем постараться не держать их в курсе наших замыслов. Благодаря тебе у нас появилось преимущество. Надо просто сообразить, как его использовать.

Меня мучают сомнения. Хватит ли у нас сообразительности? Сумеем ли мы обмануть систему, действующую уже не одно десятилетие? Систему, контролирующую сотни самых блестящих умов с тех пор, как началось возрождение мира? Систему, в данный момент контролирующую нас самих?

Я расправляю плечи:

– Значит, все зависит от наших мозгов?

– Верно. – Томас улыбается. – Мы вместе – значит, ошибиться невозможно. И вот еще что: я рад, что ты догадалась, что нас подслушивают, еще по одной причине.

– По какой?

– Когда я впервые говорю, что люблю тебя, мне не хочется делиться этим мгновением с доктором Барнсом и его приятелями.

От этих слов и от прикосновения его губ к моим у меня трепещет сердце. Знаю, сейчас не время думать о любви. Напряжение экзамена, опасность, грозящая нашей жизни, не позволяют доверять чувствам. Но разлившееся по моему телу тепло и сила, которую я чувствую просто оттого, что Томас рядом, слишком реальны. И когда наши губы соприкасаются, я отвечаю:

– Думаю, я тоже тебя люблю.

– Думаешь? – Он хохочет и крепко прижимает меня к груди. – Раз так, я рад, что впереди еще двести миль пути: я успею тебя убедить. – Он целует меня в макушку и вздыхает. – А теперь вернемся и порадуем наших слушателей, а то они решат, что мы померли, объевшись курятиной. – Он берет меня за руку и ведет обратно в сарай. – Ты же понимаешь, что мне придется признаться в любви вторично, на публику. А то ей покажется странным, что я вот так тобой восторгаюсь.

Я не могу удержаться от улыбки. Мы возвращаемся и надеваем свои браслеты. Только теперь, зная, что нас подслушивают, у меня не находится слов. На счастье, Томас не считает это проблемой.

– Мне показалось, что снаружи раздался какой-то шум. Наверное, почудилось. Там никого не было. Просто ветер перед грозой расшвырял обломки.

Я в недоумении. Потом до меня доходит, что он объясняет слушателям наше молчание.

– Тем лучше, – откликаюсь я. – После вчерашней бессонной ночи нам нужен отдых. Мы правильно сделали, что предложили другой группе разделить с нами ночлег, но спать в их компании не очень-то спокойно.

– Знаю. – Томас опускается на землю и приглашает меня улечься рядом, что я и делаю. – Я тоже не выспался.

– Кто тогда храпел? – Это шутка, на самом деле Томас не храпит. Пускай наши слушатели позабавятся! Мы обсуждаем троицу из Талсы и своих друзей: соединились ли они с другими или движутся каждый сам по себе. Тем временем ветер крепчает, по крыше сарая начинает барабанить дождь.

Становится совсем темно, и мы готовимся уснуть. Для этого мы забиваемся в угол, крыша над которым вряд ли протечет. Ливень разыгрался не на шутку. Кое-где из дыр в крыше капает вода, но в нашем углу пока что сухо.

Обняв меня, Томас говорит:

– Знаешь, прошлую ночь я почти глаз не сомкнул. Не знаю, надо ли сейчас об этом говорить, но Трейслин права: я тебя люблю.

Оттого что я слышу его признание во второй раз, пускай сейчас он говорит это для д-ра Барнса, у меня перехватывает дыхание. Томас опять меня целует, только теперь поцелуй долгий, глубокий, от него у меня бурлит кровь. Когда он отстраняется, я не сразу прихожу в себя. Улыбаясь в темноте, я прижимаюсь к нему и шепчу:

– Думаю, я тоже тебя люблю.

Он смеется, и я засыпаю под его смех.

Тревога!

Рука Томаса продолжает меня обнимать. Он ровно дышит во сне. В сарай проникает бледно-серый свет. Дождь прекратился.

Я опускаю голову и закрываю глаза в надежде поспать хоть еще немного. Но снова слышу потревоживший меня звук.

Пыхтение. Здесь кто-то есть.

Я открываю глаза, приподнимаю голову, обвожу взглядом сарай. Никого. По крайней мере, я никого не вижу. Тем не менее пыхтение раздается где-то рядом. Я закрываю глаза, так легче определить направление, откуда доносится звук. Пыхтят позади меня.

Я с сильно бьющимся сердцем выбираюсь из-под руки Томаса, медленно сажусь, поворачиваю голову и смотрю на заднюю стену сарая. Снова ничего. Но кто-то быстро вдыхает и выдыхает воздух. В углу щель, в нее проникает солнечный свет. Стараясь не разбудить Томаса, я бесшумно встаю, приникаю к щели – и зажимаю себе рот, чтобы не вскрикнуть.

Я вижу крупного зверя. Стоя на задних лапах, он одного со мной роста, почти все его тело покрыто черной и серой шерстью, но кое-где виднеется голая розовая кожа. Мое внимание привлекают его загнутые когти и клыки в несколько рядов. Острые желтые клыки в широко разинутой пасти.