Испытание „Словом…“

Собственно боя не было, была лишь инсценировка боя, после чего половцы отдали «победителям» весь свой обоз. Казалось бы, «победители» могли не сомневаться, что половцы вернутся, а между тем русские князья к бою не были готовы и даже были «изумлены» появлением половецких войск. Спрашивается, чего же они ожидали? С другой стороны, в их руках был весь полон, которым они легко могли купить свою свободу. И тут нас поджидает вторая неожиданность: о полоне нигде не упомянуто, как если бы его вообще не было! Более того, тут-то и начался настоящий бой.

Он никак не мог длиться эпические «три дня»: даже куда более крупные сражения того времени, собиравшие большие силы противников, заканчивались в течение одного светового дня — достаточно вспомнить хотя бы о битве на Куликовом поле. Здесь же русских было очень мало — даже с черниговской «помочью» не более полутора или двух сотен человек… Всё кончилось очень быстро, в течение одного часа, а, может быть, и того быстрее, если спящих просто повязали… Но вот как при этом объяснить вполне гуманное отношение половцев к русским после того, как те, по свидетельству летописи и «Слова…», всю ночь забавлялись с «девками половецкими», то есть с их жёнами и дочерьми?

Новая загадка? Или мы просто привыкли видеть в «Слове о полку Игореве» совсем не то, что в нём содержится?

Мы видим в нём описание героического похода на половцев, но героев ждёт поражение и плен; мы ждём гибели Русской земли, возвещанной поэтом в зловещих предзнаменованиях, но вместо этого в Русской земле и на её рубежах воцаряется мир, и прежние враги заключают союзы свадьбами; мы ожидаем жестокой схватки, которой предпослана знаменитая аллитерация («в пяткъ потопташа поганыя плъки половецкыя…»), а вместо этого находим всего лишь инсценировку боя…

Конечно, летописные произведения и поэма — всего только литература, где люди и события искажены туманом домысла и причудливо трансформированы в художественные образы, почему наши попытки с их помощью разобраться в прошлом оказываются лишь анализом бликов былой реальности, отражённых сознанием неведомых нам авторов. Но вот факты.

Поход Игоря завершился свадьбой его сына на дочери Кончака, и автор «Слова…», опережая возвращение молодых, возглашает им славу, вроде бы совсем неуместную в контексте «трудных повестей». За что такая честь? При чём здесь они? Почему именно о них, а не об Игоре, ведут разговор в форме сценического диалога Кончак и Гзак? И кто такой Гзак, который не оставил больше никакого следа на страницах летописей? Может быть, он — неудачливый претендент на руку и сердце Кончаковны, почему и угрожает расстрелять «сына сокола»? Разговор их связан с «красной девицей», что прямо возвращает нас к «красным девкам половецким», выступающим главным призом русских князей в финале первого «боя». Здесь «красная девка» — Кончаковна. А там? Странный обоз из «красных девок»! Или и там, и здесь речь шла об одной и той же «красной девке», уже сговорённой за сына Игоря? Ведь не случайно же перед отправлением в степь Игорь выделил сыну Путивль, что в княжеских семьях того времени предшествовало женитьбе становящегося самостоятельным княжича.

В таком случае, может быть, и вся загадочность событий весны 1185 года оказывается связана с женитьбой Владимира Игоревича на дочери Кончака?

Теперь я был в этом уверен. Не алчность и безрассудство, не ложная героика, а забота о сыне и дружба вели Игоря и его близких весной 1185 года в степь. Свадебным кортежем, а не военным предприятием, был поначалу задуман этот поход самых близких родственников, чтобы на неведомой нам реке Сюурлий в полном соответствии с обычаями степных родственников иммитировать «умыкание» прекрасной Кончаковны, выехавшей навстречу уже давно сговорённому жениху со своими подружками и богатым приданым, всеми этими «златом, паволоками и драгими оксамитами, ортьмами и япончицами, и кожухы… и всякыми узорочьи половецкыми». Отсюда и последующий праздник в ночной степи, отсюда — беспечность, поскольку все знали, что отец невесты со своим эскортом где-то неподалёку и должен явиться к новобрачным на следующий день…

Но произошло непредвиденное: Кончак опоздал, на свадебный бивуак наткнулся Гзак, искавший русского полона для обмена на своих пленных родственников. Вот почему так изумились русские князья и их «полон», обнаружив утром, что они окружены враждебными половцами, которые быстро скрутили пленников. Не случайно предупреждали Игоря об опасности «сторожа», не случайно покачивали головами советники Игоря при виде солнечного затмения. Однако, Игорь не мог поступить иначе. На берегу Сюурлия ожидал его верный друг, а теперь ещё и сват, Кончак, ожидала его будущая невестка, ради которой и был задуман весь этот поход — поход во имя мира на степном порубежье, во имя дружбы народов, которые уже тогда закладывали основы многонациональной Руси.