Испытания

Отец не спешил отнять растрепанную книгу, которую Дима с горящими глазами приносил «только на одну ночь». Возможно, было бы гораздо разумней со стороны родителей тщательно подбирать книги для подростка. Но отец говаривал, что «запретный плод слаще», что, если Дима не поймет, сам бросит книгу, а если запретить ему — все равно прочтет тайком. И что, во всяком случае, легче воздействовать на сына, зная, что он читает, чем заняты его мысли, его воображение. Под влиянием отца Дима рос в убеждении: любая книга может быть раскрыта, любая загадка разгадана, любая тайна распутана, все непонятное объяснено. Но наряду с влиянием отца существовало влияние матери, увлекающейся, темпераментной и мечтательной женщины. И отцовский устойчивый мир естественности и простоты становился от прикосновения матери ковром-самолетом, летящим в заоблачную даль, где все неизвестно, все тайна, все загадка.

Впрочем, несмотря на непохожесть отца и матери, никто не сказал бы, что родители воспитывают Диму недружно или неправильно, если бы не одно обстоятельство, которое невольно сказалось на формировании характера мальчика. Дима был единственным ребенком, требовательным и капризным, как почти все единственные дети. Мать приходила усталая с работы, но брала малыша на руки и носила по комнате, пока он не заснет. Впоследствии, когда двенадцатилетний сынок начинал возиться с аквариумом, отец сам ходил за водой к дальнему колодцу. И постепенно становился Дима красивым юношей с хорошей головой, крепкими мускулами и добрым сердцем, которое не умело только одного: чувствовать связь между своим благополучием и благополучием окружающих.

В школе большое влияние на Диму Орлова оказала классная руководительница. Она была учительницей математики, преподавала в школе уже десять лет и казалась на первый взгляд очень сухим человеком. Немногословная и точная в любой беседе, она выглядела старше своих тридцати трех лет, может быть, потому, что всегда появлялась в школе в одном и том же синем костюмчике и белой блузке с галстуком, напоминающим цифру восемь. Еще в младшем классе, когда учительница решала у доски показательные задачи, где с железной убедительностью встречались поезда, идущие из различных мест, Диму поражала ее власть над окружающим миром. Она поступала чрезвычайно решительно. Она брала идущие поезда, магазины с невыясненным количеством товара и ящики с неизвестным числом яблок так, как берут щипцами орех. Железные клещи сжимали орех, скорлупа раскалывалась, и перед глазами Димы лежало чистое зерно — простое готовое решение сложной задачи. В старшем классе юноша понял, что учительница математики далеко не сухой человек. Мир цифр не был для нее условным миром, придуманным людьми и резко отграниченным от мира природы. Числа, которыми она оперировала, цифры и формулы имели поэтическое значение. Они являлись как бы верстовыми столбами на бесконечных путях вселенной. И, быть может, потому, что ясный трезвый ум сочетался у преподавательницы с яркой способностью мечтать, быть может, потому, что в ее характере Дмитрий угадывал некоторые черты характера и своего отца и своей матери одновременно, он теперь, на фронте, вспоминал об учительнице будто о члене своей семьи.

Была еще бабушка. Она по-своему заставляла мальчика обращать внимание на мельчайшие черточки и детали того большого мира, который отец видел в четких масштабных линиях, в наглядных диаграммах, цифрах и планах.

Худенькая, черноглазая, в длинном сером платье — словно седина окутывала ее всю — бабушка бойко ковыляла по садику, непрерывно повторяя:

— Видишь, почти набухли!.. Слышишь, дятел стучит! Слушай, кукушка годы выкликает!.. Слышишь… Слушай…

Орлов пошевелился и очнулся от полудремоты.

«Слушай! Слушай!» — твердило настороженное сознание так, как будто кто-то рядом громко повторял:

— Слушай! Слушай!

«Как я мог забыться!» — мысленно ужаснулся Дмитрий.

По-видимому, все-таки он дремал недолго, потому что на глаза по-прежнему давила та же густая тьма.

Надо было слушать.

Глухо раздавались одиночные выстрелы, скрипело дерево под порывами ветра, доносились людские голоса… Узкая яма была пронизана звуками, словно радиоприемник.

Нельзя слушать все одновременно. Разведчик должен как бы «поймать» определенную волну. И вот он уже не слышит ни скрипа дерева, хотя дерево продолжает скрипеть, ни одиночных выстрелов, хотя выстрелы не умолкли. И вот он поймал звук, похожий на равномерное скатывание капли из водопроводного крана в кухонную раковину, мирный звук спящего дома.

Что это может быть? Орлов насчитал пятнадцать «капель» и лишь тогда сообразил: это ставят один на другой ящики с боеприпасами. Он мысленно зафиксировал направление разгаданного звука и занялся голосами, которые сейчас довольно отчетливо доносились до его слуха.

Ничего особенного: немцы говорили о том, что скоро утро, один из них вспоминал жену… В самом деле рассветало. Земляная стенка перед глазами Орлова стала желтоватой, казалась освещенной солнцем просто потому, что почва была глинистая.