Испытательный срок. Лучшая фантастика – 2025

Только в машине, когда отъехали, Сахаровский позволил себе заговорить откровенно.

Точнее – закричать.

Он объяснял, что даты премьер уже расписаны, фильмы сняты, часть актеров погибла или исчезла не пойми где. Что переснять за месяц все это никак невозможно. И что Голливуд обречен. От его причитаний болела голова. К тому же с улиц куда-то исчезли все вампиры, пришельцы и монстры, так что ехать было скучно, Голливуд выглядел убогой американской провинцией с вкраплениями богатых особняков.

Только казачьи патрули остались.

– Семен, ну не страдай ты так, – попросил Ярослав. – Башка болит… Справимся.

– Но как?

– Слушай, помнишь мой детский фильм «Веселые подруженции»? Про старшеклассниц.

– Видел, – мрачно отозвался Семен. – Да, веселенький, только сумбурный какой-то.

– Конечно… Это ж изначально была мрачная история запретной любви учительницы и двух учениц. Заканчивалось групповым самоубийством и поджогом здания школы и детской поликлиники. А тут законы поменялись… в общем – стала музыкальная комедия из жизни старшеклассниц с подвигом на пожаре.

– А, – сказал Сахаровский и задумался. – Так та сцена, когда ученицы делают учительнице искусственное дыхание и непрямой массаж сердца…

– Чудеса монтажа, – вздохнул Ярослав. – Справимся. Слушай, пиво у вас тут есть?

– Да в особняке все есть, – задумчиво произнес Сахаровский.

– Хорошо. А фильм «Полководец» помнишь?

– Про умного и талантливого генерала, которого обожают солдаты и ценит начальство?

– Ага, – сказал Ярослав гордо. – Про солдата и дедовщину.

– Понятно… А вот ты еще снимал такое кино… «Свадьба впопыхах»…

– Неужто видел?

– Я все твои фильмы посмотрел, – сообщил Сахаровский. – Сразу, как тебя назначили. Так что это было?

– «Разведемся по-быстренькому».

– Понятно теперь, почему тебя назначили комендантом, – сказал Сахаровский. – Слушай, а вот «Шелк и ситец» – что это изначально? Такая сумятица, такая неразбериха…

– Ничем это не было, – обиделся Кочетов. – Как задумали, так и сняли и выпустили. Ивановский текстильный комбинат спонсировал.

Дальше ехали молча, только у самого особняка – роскошного, с бассейном, пальмами и колоннами – Ярослав неожиданно для себя сказал:

– Чаю хочу. С сахаром…

3

Голливудское жилище и впрямь было большое. Ярослав побродил в бесчисленных залах, увешанных картинами и уставленных скульптурами. Преобладали голые мужики, что наводило на всякого рода подозрения.

– Семен Сергеич, бельишко бы постельное поменять повсюду, – попросил он. – А хорошо бы и кровати…

– Да вы не волнуйтесь, товарищ комендант! – развеселился Сахаровский. – Нормальный мужик здесь жил, оскароносный режиссер, мы с ним порой с актрисами… – Он закашлялся и бодро закончил: – Пробы снимали. Может, в бильярд поиграем? Или в бассейн нырнем?

– Бассейн замечательный! – сообщил Павел, входя. Был он в ситцевых семейных трусах с изображением глазастых бананов, мокрый и довольный. – Одобряю! Уже проверил! Товарищ комендант, а в России режиссеры тоже так живут?

– Чуть-чуть попроще, – сказал Кочетов. – Мы скромнее.

– Давно спросить хотел, – не унимался Павел. – Почему, когда вражеские фильмы смотришь, голливудские, то тебе и смешно, и грустно, и похохочешь вволю, и слезу смахнешь… и задумаешься о жизни. А наши смотришь – хочется пойти и утопиться. Или напиться. Или все сразу.

– Это потому, Павел, что западный кинематограф безыдейный и направлен на извлечение максимальной прибыли. То есть потакает чувствам зрителей, – осторожно объяснил Кочетов.

– А можно нашему тоже ненадолго поизвлекать и попотакать?

– Нет. Смысл нашего кинематографа не в получении прибыли.

– В чем тогда? – поразился Павел. С него даже вода течь перестала, а начала испаряться прямо на коже.

Сахаровский с сочувствием глянул на Кочетова и подошел к Нырку.

– Я вам все объясню, молодой человек! Слушайте дядю Семена, и ситуация станет вам более-менее понятна! Смысл российского кинематографа – в получении денег на съемку и одобрении людей, от которых эти деньги зависят.

– Не зрителей?

– Нет-нет! Не зрителей, ни в коем случае! Кинематограф, который зависит от зрителей, даже в Голливуде нынче вызывает опасения. Кино, как сказал товарищ Владимир Ильич Ленин, это коллективный пропагандист и агитатор. А пропаганду всегда оплачивает третья сторона…

– Товарищ Ленин про газеты это говорил, – поправил Нырок. – Не про кино. И про то, что важнейшим искусством является кино и цирк, – тоже не надо.

– Не говорил? – удивился Сахаровский. – Ну ладно. Суть не меняется – нынешнее кино от зрителя не зависит. Зритель пойдет на кино скандальное, известное и вышедшее в подходящее время. Перед Рождеством – на семейную комедию. В период сдачи налоговых деклараций – на фильм ужасов. Весной – на мелодраму. В Голливуде к пониманию ненужности зрителя только-только стали подходить. А в России поняли это раньше!

– Грустно как-то, – сказал Нырок и встряхнулся, будто выбравшийся из бассейна пес. – Ну да ладно, это ваше дело, продюсерское… Пойду полотенце найду, что ли.

И он удалился в глубины виллы.