Испытательный срок. Лучшая фантастика – 2025

– Сема, – сказал Ярослав, – а давай снимем кино? Настоящее? Старомодное? Чтоб зритель сам на него шел, и в Америке, и в России, и в Китае, и даже в Европе, где получится.

– Нам чужое выправить надо.

– Выправим. А потом снимем! Голливудских звезд позовем! Даже Маколея-Каколея твоего снимем в эпизоде! Из Москвы выпишем наших. У меня сюжет есть, десять лет берегу…

Сахаровский посмотрел на него с опаской.

– Ты что, Слава? Серьезно?

– Серьезно.

– Обдумаем, – пообещал Сахаровский осторожно.

В ожидании киношедевров, нуждающихся в переосмыслении, коллеги искупались в бассейне. Завернулись в халаты, которые разыскал и принес Павел.

И уселись в гостиной, чьи огромные французские окна выходили на бассейн, включив Си-эн-эн.

Шел прогноз погоды. Показывали карту радиоактивных осадков. Ведущая повторяла раз за разом слово «фоллаут», будившее в Ярославе приятные детские воспоминания о часах и сутках, проведенных за играми. Да и сериальчик, помнится, был неплох… жаль, что на втором сезоне закончили…

– Голливуд как заколдован, – сказал Семен Сергеич. – Так и в самом деле подумаешь о божьей каре.

– Какая же кара? – удивился Ярослав.

– Ну, видать, нас к чему-то особенному готовят, – вздохнул Сахаровский. – Эх, развеяться надо…

Он пустился в странствия по гостиной, открывая ящики в поисках чего-то. Вернулся с кубинскими сигарами и пивом, но судя по лицу – явно не найдя того, что искал.

– У меня тоже есть задумка одна, – сказал он и осторожно покосился на Ярослава. – Сценарий… про простого паренька из Одессы, мечтавшего работать в кино…

– Из Саратова, – машинально поправил Ярослав.

– И вот он попал в дивный мир кино, но вскоре понял, что все тут устроено не так… и уехал в Голливуд…

– Подался в Москву…

– Но тут тоже все было не так…

– Это точно…

– И снимать приходилось всякое дерьмо, а ведь в душе-то была мечта! Снять что-то такое, великое, чтобы все, все люди на Земле…

Сахаровский зарыдал.

– Снимем, Сема! – пообещал ему Ярослав. И почувствовал, что на глаза наворачиваются слезы.

– Нет! Не снимем! Ушло наше время! – утирая лицо полой халата, пожаловался Сахаровский. – Кинематограф погиб! Нет настоящей драмы, нет настоящих чувств!

Они чокнулись бутылками, пролив на пол вспенившееся пиво, и молча уставились в телевизор.

Надо отдать должное американским журналистам – даже в условиях постъядерного апокалипсиса они умели делать новости!

Вот и сейчас на экране, с большого расстояния, видимо с вертолета, показывали бредущего по дороге седенького старичка. Старичок бессмысленно улыбался, временами протягивая руку в пустоту и здороваясь с невидимками. Порой падал, но, мелко трясясь, вставал и снова шел вперед.

– Погоди, – сказал Ярослав. – Он что, из зоны радиоактивного поражения вышел?

– Выходит, вышел, – ответил Семен Сергеич, хмурясь. – Удивительная воля к жизни!

– Да невозможно! – поразился Кочетов.

– Сам глазам не верю, – кивнул Сахаровский. И сделал звук погромче.

Да, похоже, в недоумении были все.

Из тучи пепла и гари, окутывающей руины Чикаго, действительно ковылял старенький человек. И двинулся на запад по историческому шоссе номер 66. Выглядел он совершенно нормально. Ну ладно, допустим, не нормально, но обычно – только очень сильно фонил. Мало того! За человеком двигалась длинная колонна оборванных и местами обгорелых людей, не отрывающих от него внимательного взгляда. Когда старичок останавливался – останавливались и они. Когда старичок падал – все падали. Когда здоровался с пустотой – толпа тоже начинала здороваться с невидимками.

– Напоминает «Форрест Гамп», – сказал Ярослав то, что было очевидно.

– Ничего не понимаю, – сказал Сахаровский и подозрительно посмотрел на бутылку с пивом. – Аномалия какая-то.

Новости сменились репортажем из Техасской Народной Республики. Там назревал скандал – техасцы отменили фестиваль гендерного многообразия. На улицах Остина даже произошло несколько потасовок. Выигрывал, как правило, древний мужской гендер, закаленный тысячелетиями военных конфликтов и высоким уровнем тестостерона.

Но в полной мере погрузиться в мир новостей послевоенной Америки коллегам не удалось. Пришел Нырок, держа в руках стопку блю-рей дисков.

– Вот, прислали, – удивленно сказал он. – Древность-то какая. Еще бы видеокассеты привезли…

– Будем работать, – решил Ярослав. – Паша, если можно…

– Сделаем, – кивнул Нырок.

Через двадцать минут на полу стояла автомобильная сумка-холодильник с пивом, а Павел, усевшись за столик, вскрывал один за другим пакеты с чипсами и орешками.

– Рыбки бы вяленой, лещика… – вздыхал он. – Да откуда тут…

Ярослав прижал палец к губам, попросив его быть потише, и включил первый диск.