Истина

Тогда Натанъ, видя, что дло можетъ принять нежелательный рзкій оборотъ, взялъ подъ руку Давида и, сдлавъ знакъ Марку, удалился съ ними, какъ бы провожая ихъ къ выходу. Заслышавъ высокія ноты въ голос графа, Крабо съ минуту насторожился; затмъ продолжалъ свою свтскую болтовню съ дамами, маркизой и графиней, самыми любезными своими духовными дщерями. Когда Сангльбефъ вернулся къ нимъ, слышны были взрывы смха, — радостное торжество по поводу того урока, который графъ задалъ этимъ жидамъ; такъ, по крайней мр, онъ объяснилъ дамамъ, которыя сочувственно ему рукоплескали вмст съ духовнымъ отцомъ.

— Что подлаешь! Вс они таковы, — объяснилъ Натанъ Давиду и Марку, когда они отошли шаговъ на тридцать (изъ осторожности онъ говорилъ, понизивъ голосъ). — Я нарочно подозвалъ зятя, чтобы вы могли судить о настроеніи всего департамента, т. е. людей высшаго класса, депутатовъ, чиновниковъ, людей, облеченныхъ властью. Посудите сами, могу ли я помочь вамъ? Никто изъ нихъ и вниманія не обратилъ бы на мои слова.

Но такое лицемрное добродушіе, въ которомъ слишкомъ ясно сквозилъ наслдственный страхъ еврейской расы, наконецъ и ему самому показалось не особенно благороднымъ. Онъ счелъ нужнымъ добавить:

— Впрочемъ, они правы, и я самъ придерживаюсь такихъ же мнній; я желаю одного — возрожденія Франціи и тхъ традицій, которыя создали ея славное прошлое. Мы не можемъ предать ее въ руки вольнодумцевъ и космополитовъ… Слушайте, Давидъ, я васъ не отпущу, не давъ вамъ хорошаго совта. Бросьте это дло: вы съ нимъ все потеряете, пойдете ко дну и разоритесь въ конецъ. Если вашъ братъ не виновенъ, онъ самъ выпутается, какъ уметъ.

Этимъ онъ закончилъ свиданіе, пожалъ руку Давиду и Марку и спокойно пошелъ обратно къ своимъ, между тмъ какъ молодые люди, молча, вышли изъ парка. Очутившись на большой дорог, они взглянули другъ на друга, и имъ стало почти весело отъ такого пораженія: слишкомъ типичной и смшной показалась имъ вся эта сцена.

— Смерть жидамъ! — воскликнулъ Маркъ въ юмористическомъ тон.

— А, поганый жидюга! — сказалъ Давидъ съ тмъ же выраженіемъ горькой ироніи. — Онъ мн откровенно посовтовалъ бросить брата на произволъ судьбы; онъ самъ бы поступилъ такъ, не задумываясь ни на минуту! онъ отрекся отъ своихъ братьевъ и никогда не измнитъ своей тактики!.. Теперь ясно, что стучаться въ двери знаменитыхъ единоплеменниковъ совершенно безполезно. Страхъ длаетъ ихъ подлыми трусами!

Закончивъ довольно быстро все слдствіе, судья Дэ медлилъ окончательнымъ приговоромъ. Ходили слухи, что онъ переживаетъ серьезную нравственную борьбу: съ одной стороны, проницательный по самой своей профессіи, онъ не могъ не подозрвать истины; съ другой стороны, онъ боялся общественнаго мннія и находился подъ сильнымъ вліяніемъ своей супруги. Госпожа Дэ была любимая исповдница аббата Крабо, ханжа, некрасивая и кокетка; съдаемая страшнымъ честолюбіемъ, она тяготилась недостаткомъ средствъ и мечтала о Париж, о туалетахъ, о большомъ свт, и только ждала какого-нибудь выдающагося дла, которое дало бы толчокъ карьер мужа. Теперь такое дло нашлось, и она постоянно повторяла, что слишкомъ глупо не ухватиться за такой счастливый случай; если мужъ упуститъ этого негоднаго жида, имъ не выбраться изъ крайней бдности. Самъ Дэ еще боролся; въ душ онъ былъ честный человкъ, — его смущала несправедливость, и онъ выжидалъ, надясь на какое-нибудь внезапное разоблаченіе, которое поможетъ ему согласовать свой долгъ съ совстью. Такая задержка окончательнаго ршенія обнадеживала Марка; онъ отлично зналъ о тхъ сомнніяхъ, которыя волновали судью, и въ своемъ оптимизм врилъ въ то, что истина сама по себ неотразима, и что побда въ конц концовъ останется за нею.

Съ тхъ поръ, какъ началось это дло, онъ часто ходилъ по утралъ въ Бомонъ, навщая своего друга Сальвана, директора нормальной школы. Маркъ почерпалъ мужество въ разговор съ этимъ достойнымъ человкомъ. Само зданіе школы, гд онъ провелъ три года, съ восторгомъ подготовляясь къ своей дятельности, производило на него пріятное впечатлніе. Ему были дороги т воспоминанія, которыя воскресали въ его душ; онъ съ удовольствіемъ проходилъ по классамъ, гд слушалъ, бывало, столь интересные и разнообразные уроки, бродилъ по дортуарамъ, гд каждый ученикъ самъ убиралъ кровать, по рекреаціоннымъ заламъ, переживая и т часы, когда ученикамъ позволяли ходить по городу, вмсто того чтобы присутствовать на службахъ. Школа была построена на большой площади, въ самомъ конц улицы Республики; когда Маркъ входилъ изъ маленькаго садика въ кабинетъ директора, ему казалось, что онъ вступаетъ въ мирное убжище, и въ немъ снова просыпалась былая вра въ справедливость.

Однажды утромъ, придя къ Сальвану, Маркъ засталъ его очень раздраженнымъ, разстроеннымъ, что случалось съ нимъ рдко. Ему пришлось подождать въ пріемной. Вскор изъ кабинета вышелъ поститель, учитель Дутрекенъ, съ широкимъ бритымъ лицомъ и низкимъ, упрямымъ лбомъ; вся его фигура выражала высокомріе истиннаго чиновника. Войдя затмъ въ кабинетъ, Маркъ удивился волненію Сальвана, который, протянувъ къ нему руки, воскликнулъ: