Истина

Сдлавъ характеристику ученаго и политическаго міра, Дельбо перешелъ къ чиновному и судейскому міру. Онъ былъ убжденъ въ томъ, что слдственный судья Дэ отлично пронюхалъ правду, но уклонился отъ нея въ сторону, испугавшись постоянныхъ семейныхъ споровъ и нападокъ со стороны жены; онъ не смлъ отпустить на волю «паршиваго жида», и пришелъ онъ къ этому сознанію не безъ мучительныхъ угрызеній совсти, потому что онъ былъ добросовстный чиновникъ и честный человкъ. Еще большая опасность предстояла со стороны прокурора республики, щеголеватаго Рауля де-ла-Биссоньера; онъ велъ свое обвиненіе съ самымъ жестокимъ упорствомъ, уснащая свою рчь литературными завитушками. Онъ былъ родомъ изъ мелкой, но тщеславной аристократіи и считалъ со своей стороны большою жертвою служеніе республик; поэтому онъ ожидалъ въ награду за такую жертву быстрое повышеніе по служб и всячески домогался блестящей карьеры, будучи одновременно и другомъ правительства, и слугою конгрегацій, горячимъ патріотомъ и ярымъ антисемитомъ. Что касается президента Граньона, то это былъ большой кутила, любившій выпить и хорошо пость, погулять съ двицами, страстный охотникъ, который подъ напускнымъ, грубоватымъ добродушіемъ скрывалъ холодный скептицизмъ; онъ ни во что не врилъ и всегда становился на сторону сильнйшаго. Наконецъ остались присяжные, неизвстныя величины; но ихъ предугадать было не трудно: нсколько мелкихъ торговцевъ, два или три военныхъ въ отставк, быть можетъ, столько же архитекторовъ, врачей или ветеринаровъ, чиновниковъ, рантье, промышленниковъ, людей, у которыхъ на первомъ план стояли шкурные вопросы, которые трепетали передъ дикими воплями толпы.

— Вы сами видите, — съ горечью закончилъ Дельбо, — что вашъ братъ, покинутый всми, иметъ неосторожность судиться въ такое несчастное время, когда вс дрожатъ передъ наступающими выборами, и даже самые храбрые и честные складываютъ оружіе; поэтому онъ не можетъ разсчитывать на благопріятный исходъ; его судьями будутъ людская глупость, пошлость и предательство — въ полномъ состав.

Видя отчаяніе Давида, онъ прибавилъ:

— Разумется, мы не сдадимся безъ боя и не позволимъ себя пожрать безъ громкаго протеста. Но я полагалъ, что лучше показать вамъ всю мерзость во всей ея крас.. А теперь давайте — поговоримъ о дл.

Онъ впередъ зналъ, въ какой форм будетъ выражено обвиненіе. Свидтели были стиснуты со всхъ сторонъ, на нихъ производилось отчаянное давленіе. Не говоря уже о томъ, что они жили въ сред, которая была отравлена ненавистью и не могла не оказать на нихъ вліянія, — вс лица, привлеченныя къ этому длу, испытывали еще таинственное, весьма ловко подстроенное ежедневное внушеніе и невольно усваивали себ т отвты, которые должны были давать во время судебнаго засданія. Мадемуазель Рузеръ, напримръ, теперь уже съ точностью передавала, что слышала, какъ Симонъ вернулся безъ четверти одиннадцать. Миньо, не такъ ршительно, однако все же утверждалъ, что слышалъ шумъ шаговъ и крики около того же времени. Но главное вліяніе было оказано на учениковъ Симона, на дтей Бонгара, Долуара, Савена и Милома, показанія которыхъ должны были произвести большое впечатлніе на публику. Ихъ подбивали къ тому, чтобы давать самые неблагопріятные отзывы объ отношеніяхъ подсудимаго къ племяннику. Себастіанъ Миломъ съ горькимъ плачемъ клялся въ томъ, что никогда не видлъ въ рукахъ своего кузена прописи изъ школы братьевъ, подобной тому листку, который былъ найденъ скомканнымъ въ комнат убитаго. По этому случаю разсказывали о неожиданномъ посщеніи вдовы Эдуарда Милома ея дальнимъ родственникомъ, генераломъ Жарусомъ, начальникомъ дивизіи въ Бомон: до сихъ поръ это родство оставалось неизвстнымъ; но генералъ внезапно вспомнилъ о своей родственниц и порадовалъ ее дружескимъ визитомъ, который надолго окружилъ ореоломъ славы обихъ продавщицъ бумаги. Обвиненіе настаивало еще на безуспшности произведенныхъ попытокъ открыть неизвстнаго ночного бродягу, на котораго пало первоначальное подозрніе, а также какого-нибудь случайнаго прохожаго или сторожа, который бы встртилъ или видлъ Симона во время его ночного возвращенія пшкомъ изъ Бомона въ Мальбуа. Съ другой стороны, не удалось доказать и возвращенія Симона по желзной дорог: никто изъ кондукторовъ или служащихъ не запомнилъ его лица; въ тотъ вечеръ, при контрол, недоставало нсколькихъ обратныхъ билетовъ, но кому они принадлежали, не было установлено. Показанія брата Фульгентія и отца Филибена имли также большое значеніе, особенно показанія второго, который утверждалъ, что иметъ несомннныя доказательства, что пропись, найденная скомканною, принадлежитъ школ Симона. Къ довершенію неблагопріятнаго оборота, эксперты, выбранные судомъ, Бадошъ и Трабю, признали въ томъ пятн, которое замчалось на оторванномъ углу, стертые иниціалы Е и С, перевитые одинъ съ другимъ.