Поэтому Маркъ приходилъ въ искреннее отчаяніе, наблюдая, какое страшное невжество царило во всей стран. Имя Симона сдлалось всеобщимъ пугаломъ, и достаточно было произнести его, чтобы повергнуть людей въ ужасъ и вызвать у нихъ крики презрнія и злобы. Это было проклятое имя, которое для толпы являлось олицетвореніемъ самаго отвратительнаго преступленія. Надо было поневол молчать, не позволять себ ни малйшаго намека, подъ страхомъ возбудить противъ себя и родныхъ ненависть всхъ классовъ общества. Находились, конечно, и трезвые умы, которые и посл осужденія Симона смутно чувствовали, что дло неладно, и готовы были врить въ невинность несчастнаго; но, видя вокругъ себя такой полный взрывъ ненависти, они должны были молчатъ и совтовали и другимъ не высказывать протеста. Къ чему бы это привело? Къ чему напрасно жертвовать собою, безъ всякой надежды, что когда-нибудь истина восторжествуетъ?.. Маркъ поражался и отчаивался, узнавая подобные факты; его до глубины души возмущали та испорченность и то невжество, въ которомъ гибла главная масса населенія Франціи; кругомъ было настоящее болото, изъ котораго подымались ядовитые міазмы, и оно все больше и больше засасывало людей, покрывая ихъ души мутной тиной. Случайно Марку пришлось встртиться съ крестьяниномъ Бонгаромъ, съ рабочимъ Долуаромъ, съ чиновникомъ Савеномъ, и онъ увидлъ, что вс трое охотно взяли бы своихъ дтей изъ свтской школы и отдали бы ихъ въ школу братьевъ; если они пока еще не сдлали этого, то изъ тайнаго страха навлечь на себя неудовольствіе властей. Бонгаръ отказался высказывать какія бы то ни было мннія о дл Симона: это до него не касалось; онъ даже не зналъ, на чью сторону ему стать: на сторону правительства или духовенства; впрочемъ, онъ какъ-то высказалъ, что евреи напускали болзни на скотъ, и даже утверждалъ, будто его дти видли, какъ какой-то человкъ бросалъ блый порошокъ въ колодецъ. Долуаръ продолжалъ кричать о томъ, что вольнодумцы хотятъ уничтожить армію; одинъ товарищъ разсказалъ ему, будто между евреями составился синдикатъ съ цлью продать Францію Германіи; потомъ онъ грозился пойти въ школу и прибитъ новаго учителя, если его дти, Августъ и Шарль, разскажутъ ему какія-нибудь гадости объ этой школ, растлвающей дтей. Савенъ относился къ длу съ большею сдержанностью, но высказывалъ много горечи, считалъ себя оскорбленнымъ; его постоянно мучили финансовыя затрудненія, и въ душ онъ жаллъ, что не перешелъ на сторону церкви; по его мннію, онъ проявилъ много республиканскаго геройства, отказываясь отъ тхъ предложеній, которыя ему длались духовникомъ его жены; что касается дла, то, по его мннію, оно было лишь гнусной комедіей, осужденіемъ одной жертвы, чтобы спасти честь школы, какъ свтской, такъ и духовной; онъ даже подумывалъ о томъ, чтобы взять своихъ дтей, Гортензію, Ахилла и Филиппа, изъ школы и дать имъ расти на свобод, безъ всякаго образованія. Маркъ слушалъ вс эти разсужденія и уходилъ домой съ тревогой въ душ; онъ не могъ понять, какъ могли люди, не лишенные здраваго смысла, такъ ужасно заблуждаться. Его пугало подобное умственное извращеніе, и онъ считалъ, что оно приноситъ больше вреда, чмъ совершенное невжество: постоянный обмнъ безсмысленныхъ сплетенъ, непроницаемый слой народныхъ предразсудковъ и суеврій, вліяніе всевозможныхъ легендъ и побасенокъ должны были, въ конц концовъ, совершенно извратить умы народной массы. Какъ приступить къ длу оздоровленія, какъ вернуть несчастной націи умственное и нравственное благосостояніе?
Однажды Маркъ, зайдя въ лавку госпожъ Миломъ, чтобы купить книгу, былъ сильно пораженъ слдующимъ фактомъ. Въ лавк находились об женщины и ихъ сыновья, Себастіанъ и Викторъ. У прилавка стояла младшая вдова и нсколько испугалась внезапному появленію Марка; впрочемъ, она сейчасъ же овладла собою, только на лбу появилась зловщая морщинка. Другая вдова вскочила съ мста и видимо взволновалась; она увела Себастіана подъ предлогомъ, что ему надо вымыть руки. Такое бгство очень сильно подйствовало на Марка; онъ убдился въ томъ, что давно подозрвалъ, а именно, что об были очень смущены осужденіемъ невиннаго Симона. «Не откроется ли когда-нибудь истина именно здсь, въ этой незначительной лавчонк?» — подумалъ онъ. Маркъ ушелъ въ сильномъ волненіи, посл того, какъ младшая вдова, желая замаскировать бгство своей невстки, стала ему болтать всякій вздоръ: что какая-то старая дама видла во сн Зефирена, жертву Симона, съ пальмовой вткой въ рук; что школа братьевъ, съ тхъ поръ, какъ ихъ осмлились заподозрить, охраняется отъ молніи: три раза она ударила по сосдству, но школа осталась невредимой.