Истина стоит жизни

Только теперь Спик понял, что произошло. В груди мальчика, свисая длинным колеблющимся древком торчало копье. Вонзившись наконечником выше первого ребра, оно как рычагом приподнимало худую ключицу. Из раны струйкой бежала кровь.

Спик вырвал копье и бросил его за борт.

— Лугой, мальчик!.. Зачем же ты так!..

Лугой как будто ожил: испуг прошел, и в теле появилась упругость. Схватив сильную руку Спика обеими руками, он зашептал страстно и настойчиво:

— Бвана, бвана, уедем отсюда! Уедем отсюда! Уедем отсюда…

* * *

Наутро, снова в Урондогани, Спик еще раз осмотрел рану Лугоя, наложил свежую повязку… Брать мальчика с собой было теперь невозможно. Спик оставил его на попечение жен местного мкунгу.

— Мы расстаемся ненадолго, сынок. Ты скоро поправишься, и я пришлю за тобой, — сказал Спик, не веря своим словам.

Лугой дышал прерывисто и тяжко, а темно-карие глазенки светились любовью и преданностью. Спик осторожно высвободил руку из слабеньких жарких ладоней. Кивая и пятясь, вышел из хижины. Пошел, ничего не видя перед собой…

Вот новая жертва. А ради чего? Белый человек пришел в страну этого мальчугана, чтобы разведать пути для британских купцов. Они наживут здесь тысячи и тысячи фунтов стерлингов, нужные для укрепления могущества Англии, величайшей промышленной державы; она установит в мире свое безраздельное, никем не оспариваемое господство и тогда, по достижению этой цели, без помех понесет всем народам блага прогресса и цивилизации… А если не понесет?

Ничего этого он не знал, чернокожий мальчонка. Он просто отдал не раздумывая свою жизнь — маленькую, незаметную, но единственную у него и ничем не возместимую — ради другого человека, чью жизнь он считал дороже, и ради его дела, которое он, не понимая, считал всего важнее… Что же это за дело? Чье оно? «Манчестерских фабрикантов», — говорил дед того малыша, которого напоминал Лугой…

Всплывали какие-то смутные воспоминания, разобщенные, расплывчатые идеи человеческого счастья, научного подвига, справедливости: «Правда нужна людям»… «Без познания истины не может быть блага»…

ГЛАВА XI

Дни шли за днями как в тумане. Утомительный переход по никогда не высыхающим травянистым болотам междуречья Нила и Кафу, воссоединение с Грантом, двухмесячное пребывание при дворе Камраси, правителя Уньоро, в давно разученной роли высокого принца, чинные встречи, подарки, переговоры о продолжении пути — все это, лишенное новизны, окрашенное в серые тона бесконечной усталостью, усталостью от всего — от походов, от комедии, от Африки — проходило как бы мимо сознания Спика. Им владела одна назойливая мысль: «А нужно ли все это?» И одно настойчивое стремление: домой, скорей домой!..

Он почти перестал обращать внимание на природу новых мест, на быт местных жителей, охладел даже к охоте и в ней уступил ведущую роль капитану Гранту, своему терпеливому, самоотверженному спутнику. Во время стоянки в столице Уньоро из Буганды пришло известие о смерти Лугоя. Что ж, этого надо было ожидать… Домой, скорей домой!.. В дневнике Спика все больше и больше места стали занимать записи о незначительных путевых происшествиях — ссорах между носильщиками, вздорных требованиях местных вождей, лихоимстве Камраси и прочих мелких неприятностях, интересных лишь с той точки зрения, что они тормозили движение экспедиции. Грант и раньше нес на себе главную тяжесть работы по метеорологии, ботанике, зоологии и этнографии; теперь же, видя состояние своего друга, он с еще большей тщательностью вел наблюдения, собирал сведения и вел записи в своем дневнике.

Лагерь находился в нескольких шагах от берега Кафу, широкой реки с заросшими камышом берегами, илистой водой и медленным безжизненным течением. Со второй половины октября Кафу стал набухать от усилившихся дождей и понес колонии папируса, оторвавшиеся где-то от низких берегов… Как хотелось Гранту оказаться на каком-нибудь из таких плавучих островов, чтобы унестись на север, в Египет!

Лишь изредка выглядывало солнце, и тогда с высотки вблизи лагеря на северо-востоке была видна светлая полоса: могучий полноводный Нил… Дни походили один на другой, разнообразясь лишь дождями, выпадавшими время от времени. Пасмурным утром низко нависали туманы, чавкала под ногами слякоть на дорогах, мочили одежду крупные капли росы, повисшие на густой траве… Вечерами москиты не давали житья, пробираясь даже сквозь марлевые занавеси у постелей… Англичан снова начинала мучить малярия. Хорошо бы в такую погоду развести в хижине огонь, лучшее средство и от сырости и от комаров, но хорошего топлива было мало на этой травянистой равнине.