Прожив в Фалоро несколько дней, англичане поняли все. Мухаммед со своими двумястами наемных солдат, преимущественно нубийцев, занимался добычей слоновой кости. Почти каждый вечер небольшие партии возвращались из похода по окрестным деревням, пригоняя с собой носильщиков, нагруженных бивнями, и пленников, преимущественно молодых женщин, захваченных в ходе «торговых» операций. Нередко по ночам то в одной, то в другой стороне горизонт вспыхивал заревом пожаров — горели деревни, жители которых не соглашались на условия торговли, предложенные Мухаммедом. Часто Мухаммед обделывал свои дела под маркой сбора государственного налога: хартумские купцы явочным порядком присваивали себе функции откупщиков, не вступая в официальный контакт с правительством египетского хедива, а ограничиваясь взятками его чиновникам в Хартуме… Поскольку Египет формально был подвластен турецкому султану, самозванные «слуги правительства» именовали себя «турками».
Кроме большого склада в Фалоро, у Мухаммеда было еще несколько складов, разбросанных по окрестности. Чтобы собрать воедино всю накопленную там слоновую кость, нужно было время. Этим и объяснялся отказ Мухаммеда немедленно выступать в Гондокоро. Но и отпускать англичан без своей охраны он не решался: ему ли было не знать, какой славой пользуются иноземцы у местных племен! Не то чтобы Мухаммед тревожился за жизнь двух англичан из альтруистических побуждений; он резонно опасался, что за гибель путешественников, порученных его попечению, ему пришлось бы отвечать перед хартумскими властями.
Такова была обстановка долгожданной встречи с аванпостом европейской цивилизации…
Распорядок жизни в Фалоро был как в настоящем военном лагере. По утрам трубили подъем, на ночь выставлялись часовые, каждую неделю проводились смотры и строевые учения. Капитан Спик, томившийся бездельем и соскучившийся по своим офицерским обязанностям, однажды вызвался сам командовать очередным парадом. Он подавал турецкие команды, которым выучился в Константинополе во время Крымской кампании; к его удивлению, солдаты не только знали эти команды, но и умели их выполнять со сносной строевой выучкой. Бомбей и Фридж, с утра навеселе — сиди в Фалоро усиленно вознаграждали себя за все перенесенные лишения — принимали живейшее участие в учении: Бомбей босиком и с пикой в руке стоял рядом со Спиком в роли его адъютанта, а Фридж, гарцуя перед строем верхом на быке, которого решил объездить для Гранта, чтобы поберечь его больную ногу, повторял команды, снабжал их пояснениями и покрикивал на нерасторопных вояк…
Дни тянулись томительно. Новая задержка, теперь даже не у царственной особы, а у обнаглевшего вакила, новый плен, когда цель так близка, — это было слишком сильным испытанием для изрядно потрепанных нервов Спика. Он стал раздражителен и неразговорчив, много курил. Охота была его единственным развлечением.
Однажды, возвращаясь из неудачного похода за антилопами, которые были здесь слишком пугливы, Спик заметил трех диких быков, пасущихся вдалеке на небольшой травянистой высотке. Зайдя с подветренной стороны, Спик потерял из виду животных и стал пригнувшись пробираться в том направлении, где надеялся их встретить. Вдруг в траве совсем близко мелькнули три пары огромных, широко расставленных рогов. Спик подал своим двум оруженосцам знак залечь, а сам осторожно распрямился, чтобы лучше рассмотреть цель. Но что за диво — звери как сквозь землю провалились. Между тем он только что ясно видел рога…
Боясь спугнуть быков, если он попытается подобраться к ним еще ближе, Спик выстрелил наугад туда, где, по его мнению, должна была находиться грудь одного из животных: ему и в голову не пришло, что быки могли лечь в траву! Между тем так это и было. Пуля пронеслась над головами животных, не причинив им никакого вреда. Мгновенно все три рогатых зверя вскочили на ноги и обратились в бегство. Но едва Спик начал перезаряжать ружье, как эти три быка встретились с тремя другими, которых Спик видел вначале. Осознав, видно, свою силу, они все вместе бросились прямо на охотника. Однако подбежав на несколько шагов, быки вдруг остановились как вкопанные, изумленно уставились на одинокую фигуру человека, постояли так несколько мгновений и поскакали прочь.
«Могло быть иначе, — подумал Джон Спик, представив себя поднятым на рога или растоптанным копытами зверей… — Черт возьми, а ведь жить еще хочется!»
И капитану Спику впервые пришла мысль о бессмысленности риска ради развлечения, особенно теперь, когда выполнена задача африканского похода, сделано важное, пожалуй даже великое открытие, впереди слава, награды, очень может быть даже титул, когда жизнь может понадобиться для многих приятных и достойных дел…
Терпение англичан истощалось. Уже второй месяц томились они в Фалоро, а Мухаммед все еще не обещал скорой отправки. Росло раздражение против Петрика: почему он не интересуется судьбой экспедиции? Со дня на день ждали: вот-вот послышатся традиционные залпы и явится герой-избавитель… Получить бы хоть какие-нибудь известия!..