Тишина и необычайная обстановка огромного полутемного кабинета после шумной и приподнятой суеты публичного собрания наполнила Спика какой-то смутной тревогой. Когда он опускался в глубокое кресло, ощущая сквозь тонкое сукно мундира холодок полированной кожи, ему вдруг показалось, будто он погружается в какую-то новую для него стихию, прощаясь в этот момент со своей беспечной молодостью, где главным содержанием жизни был он сам — его могучее здоровое тело, требующее сильных ощущений и высоких нагрузок, его неугомонный дух, жаждущий впечатлений, его неутомимое стремление к отличию, к славе… Все это исчезает сейчас, отрывается от него, как опадает листва с африканского баобаба, когда проходит пора дождей… Теперь перед ним раскрывается новый неведомый мир, мир несравненно более важных интересов, мир огромный и неумолимый, который поглотит его, как это глубокое кресло, и не оставит ему ничего из тех полудетских увлечений, которыми он жил до сих пор, и он уже не будет принадлежать себе, а станет послушным орудием какой-то высшей воли…
— Как вам понравилась словоохотливость наших ученых мужей? — с улыбкой спросил Мерчисон, давая понять, что они оба имеют основания относиться к этим мужам свысока. — Что поделаешь, люди любят разглагольствовать, это у них в крови. Что вы можете сказать об этой склонности у африканцев, Спик?
— Насколько я заметил, сэр, африканцы любят поговорить, особенно женщины.
— О, наши дамы определенно превосходят их в этом. Не знаю, как в прочих областях… — Мерчисон игриво прищурился, и Спик смиренно потупил взор.
Шутка удалась, настроение повышалось. Еще немножко светской болтовни, чтобы гость почувствовал себя совсем непринужденно, и можно приступать к деловой беседе…
— А между прочим, вы помните, — спросил сэр Родерик, — того воинственного мужчину с усами, который говорил о «происках» и «подкопах»? Что вы думаете на этот счет?
Спик замялся:
— Я помню, разумеется… Но, сэр, я должен признаться, что — не совсем понял, о чем идет речь…
Мерчисон помолчал, прикидывая, очевидно, с чего бы начать.
— Что вы думаете о Наполеоне? — спросил он вдруг.
— О Наполеоне? Французском императоре? — Спик растерянно умолк.
— Вот именно, французском императоре. Вы удивляетесь? Африка — и Наполеон! Кажется, что может быть общего, не так ли? А между тем связь существует, и очень, очень серьезная. Хотите сигару?
Мерчисон вынул из пучка, стоявшего в каминной нише, длинную лучину, сунул ее в камин, взял сигару и поднес вспыхнувший огонек к ее концу. Спик последовал его примеру.
— Дело в том, — продолжал Мерчисон, — что Наполеон Бонапарт, будучи еще не императором и даже не консулом, а всего лишь молодым генералом на службе у Директории, предпринял, как вы помните, поход в Африку, а точнее — в Египет. Поход в конечном счете провалился. Египет завоеван не был, а впрочем, и силами для таких завоеваний Франция не располагала. Но в этой кампании Наполеон продемонстрировал незаурядный географический кругозор. Он послал своих офицеров исследовать поверхность Суэцкого перешейка, чтобы выяснить, нельзя ли прорыть через него канал, который соединил бы Красное море со Средиземным. Офицеры не блистали в топографии, по их измерениям разность уровней между Суэцом и Порт-Саидом оказалась равной чуть ли не тремстам футов, тогда как в действительности поверхность обоих морей, являющихся частью Мирового океана, лежит приблизительно на одном и том же уровне. Наполеон вскоре бежал из Египта, и идея прорытия канала была оставлена французами. Кстати, идея принадлежала не Наполеону — она существовала еще со времен фараонов, Вам не скучно слушать эту старую историю?
— Я слушаю с величайшим интересом, сэр, — ответил Спик совершенно искренне, ибо, хотя взаимосвязи еще не стали ему очевидны, он уже начал догадываться о их существовании.
— Наполеон, как вы знаете, был злейшим врагом Англии, — продолжал Мерчисон. — Но злейший — еще не значит опаснейший. А дорой бывает и так, что те, кто называются вашими друзьями и выступают перед всем миром как ваши союзники, в действительности готовы в первый же благоприятный момент вонзить вам нож в спину… Как в Африке, не правда ли?
— Сэр, справедливости ради я должен сказать, что за время нашего путешествия я не был свидетелем ни одного случая вероломства или предательства со стороны африканских туземцев.