— Андрей Анатольевич в то время одновременно доводил до конца акцентологическую часть своей работы и очень серьезно погрузился в новгородские грамоты, — рассказывает Константин Богатырев. — И думаю, что это обстоятельство его и сгубило, что просто из-за перегрузки… Он должен был сдать две книги в срок, сделанные, как всегда все, что он делал, безукоризненно, — и, видимо, надорвался. Я помню, Анюта [Зализняк] мне сказала, что папа работает 24 часа в сутки и что у него, по-моему, две книги. То есть, насколько я понимаю, он доводил до конца акцентологию, и у него уже появилась какая-то очень большая наработка по грамотам, и тоже, видимо, что-то подходило, — и он просто не выдержал физически. Но он мне об этом почти ничего не говорил, я от Анюты знаю, что он перестал спать.
— Андрей открыл закон клитик, — говорит Анна Поливанова, — и это потрясающее открытие! Закон клитик звучит так, что в эту эпоху в каждом из славянских диалектов имеется группа маленьких словечек, которые называются клитики, или, точнее, ваккернагелевские клитики. Это слова, которые сами по себе не несут ударения, а всегда примыкают к кому-нибудь. Нас интересуют те, которые примыкают к слову сзади. Ну, вроде русского «Анюта-то» или, там, «сигарету-то брось!». Так вот, закон Ваккернагеля гласит, что частица в предложении должна вставать на первое место после первого полноударного слова: «Рече же Господь притчу сию» — «рече же». Ну, закон Ваккернагеля был открыт Ваккернагелем где-то в середине XIX века. Может, ближе к его концу, не так важно. Для древних индоевропейских языков. И вот Андрей видит в древнерусских рукописях, что частицы иногда сталкиваются. Есть два или три кандидата на это место, и что тогда делать? «Аж ти ли же ни» или «ли не же»? Черт его знает как! Частиц — ну, порядка пятнадцати штук. Немного. Они стоят всегда в определенном порядке. Закон Зализняка гласит: «В данном диалекте все частицы можно выписать и каждой приписать ранг: первого ранга, второго ранга, третьего ранга, четвертого ранга… И когда частицы сталкиваются, то допустимо столкновение только разноранговых частиц. Одноранговые не могут встать рядом, а разноранговые уступают по рангу». Ну, это открытие! И не эмпирическое, что я нашел в погребе рукопись. Потрясающая вещь!
И вот он сам себе не верит и собирается делать первый в жизни доклад на эту тему в Институте славяноведения. Достаточно много народу приехало на это в Институт славяноведения, и Андрей делает доклад. А перед этим он столько всего перерыл и так был напряжен, что тут, когда стал делать доклад, у него случился инфаркт, прямо во время доклада.
— Были ли у папы вообще какие-то проблемы с сердцем до инфаркта, я этого не помню, — рассказывает Анна Зализняк. — А инфаркт случился 18 мая 1984 года во время доклада на семинаре Апресяна в Инславе. Апресяновский семинар обычный, который он начал в Информэлектро, который до сих пор еще как-то существует в ИППИ. Он был юбилейный какой-то, кажется, двухсотый семинар, торжественный. А папа делал доклад про энклитики. Он рассказывал, что для того, чтобы успеть все сказать, он рассчитал по минутам, сколько на какую страницу должно уйти времени. И на какой-то минуте, где было написано «такая-то минута» и надо сказать вот это, он уже ехал на скорой помощи.
В какой-то момент он стал делать паузы, потом подошел к Апресяну и сказал: «Надо сделать перерыв». Апресян объявил перерыв, и он вышел в соседнюю комнату, и тут как-то, не знаю, кто понял, что надо вызывать «скорую». Вызвали «скорую» и увезли его в шестьдесят седьмую больницу.
Это была, конечно, пятница, вечер. Был дежурный врач, который ему сделал кардиограмму. Ничего особенного там не нашли, положили его в палату. Мама сказала, что там были еще какие-то мужики, какие-то бутылки стояли, которые уже выпили, пустые, она вынесла бутылки, ну, и оставила его. Слова «инфаркт» тогда еще не звучало. Он вставал там в туалет, чувствовал себя как-то так, но ничего особенного. В общем, инфаркт обнаружил другой, тоже дежурный, врач, который появился утром. Тот факт, что он за эту ночь не отправился на тот свет, — это чистое чудо. Просто повезло. Уже потом сказали, что инфаркт, что не вставать, ни то, ни се и все остальное. Но инфаркт-то случился тогда, в пятницу.
Потом Апресян звонил Сыркину — гениальному кардиологу, своему однокласснику — и перевели папу к Сыркину в больницу, Сыркин работал на Пироговке. И потом уже лечили, как положено. Потом был санаторий в Подлипках. Это уже в июне было.