Читаем Истина в кино полностью

На фоне пропаганды извращений, политические аллюзии сериала тоже становятся вполне отчётливыми. Серсея Ланнистер в этом сезоне не только стала королевой, не только выплатила ипотеку и превратилась в крепкую хозяйственницу, но и обросла идеологией: она теперь борется за родной Вестерос против чужаков-дотракийцев и скопчески-феминистской коалиции во главе с Дейнерис. Перед нами натуральная Серсея Трамп. И это не удивительно, ведь Ланнистеры — это и есть Запад.

Ланнистеры — это Запад. А Запад — это Ланнистеры: богатые, умные, властолюбивые и исключительно жестокие. Дом Ланнистеров — это образ «вполне западных людей», квинтэссенция западной геокультуры. Тайвин воплощает в себе власть, амбицию, ум, характерные для изначального западного импульса. Серсея и Джейме — расточительное и самовлюблённое потребительское общество. Джейме — цареубийца, как и самые известные западные народы. При этом он мучится тем, что под его именем в книге рыцарских подвигов не стоит ни одного значимого деяния, несостоятельность по сравнению с прежними поколениями его гложет. Серсея представляет собой западную элиту как она есть сегодня — развращённую, властолюбивую, жестокую и при этом глуповато-ограниченную, но из-за этого решающую проблемы лишь с ещё большей жестокостью. Тирион — образ западного интеллектуализма, который слишком капризен, своеволен, а потому оказывается не ко двору и в итоге грозит убить всю свою семью. Наконец, Джоффри — образ своего рода фашизма, каким он видится либералу Мартину, — трусливого своеволия, замешанного на садизме.

Образ Ланнистеров чрезвычайно полезен всем, кому приходится иметь дело с Западом в политике. Сразу понимаешь, что с тобой будут играть без правил и считать это единственно правильным. Что, в конечном счете, любую неразрешимую проблему Ланнистеры решат, просто убив всех. Серсея, которую Джордж Мартин создал недалёкой, вздорной и эгоистичной (и таковой она оставалась предыдущие сезоны), теперь, убив всех в Септе Бейлора, вдруг резко умнеет и начинает вызывать симпатию. И в самом деле, идея «Вестерос для вестеросцев» вполне разумна, а когда по твоему континенту шляется орда дикарей и железные мужики без яиц, предводительствуемые иностранкой с драконами, апелляция к патриотическому сопротивлению выглядит вполне разумно.

Собственно, самая сильная сцена седьмого сезона — это мужественный Рэндел Тарли, во имя вестеросского патриотизма бросающий вызов Дейнерис, и его жестокая казнь, навевающая воспоминания о свергнутом Безумном Короле. В этот момент у значительной части зрителей должны были бы поменяться симпатии: в конечном счете, жестокая прагматичная и патриотичная интриганка для многих была бы симпатичней, чем сумасшедшая пироманка с кастратами, одержимая идеей всех освободить.

Но чтобы этого не произошло, в руках сценаристов есть могучее оружие — белые ходоки, абсолютный враг, с которым непременно обязаны все бороться, а кто бороться не хочет — тот, стало быть, бяка и редиска. Джон Сноу и Дейнерис понимают глобальную опасность — значит, они хорошие, Серсея не понимает — значит, она плохая.

Идея абсолютного врага вообще является мощнейшей формой манипуляции сознанием в западных фэнтези и кино. Вместо сложной борьбы мотиваций и ценностей всё делится на «мировое сообщество», которое против этого врага, и «ось зла», которая, видимо, за. В своё время Джордж Мартин начал свою карьеру с критики Толкина, который создал такого абсолютного врага в виде орков, которых не жалко.

Во время недавнего визита писателя в Россию я задал ему вопрос: не впал ли Мартин в ту же самую ересь, создав в лице белых ходоков настолько абсолютных врагов, что их даже убить не преступление, так как они и так мертвы. Да и вообще, зомби-апокалипсис — это слишком пошло и много раз уже было. Писатель, в общем-то, ушёл от ответа, заявив, что в его вселенной и у Ланнистеров, и у Старков своя правда, а загадка белых ходоков будет разрешена в его последних книгах.

Но когда ещё будут эти книги, а в «Игре Престолов» всё стало до ломоты в зубах примитивно: есть «плохие», они не хотят осознавать опасность зомби-апокалипсиса и пытаются использовать общую угрозу для укрепления своих тылов, а есть «хорошие» — они идут на север воевать с нежитью.

Некоторые, впрочем, уже сочинили версию, что в лице ходоков Мартин изображает едва ли не русских — мол, приходят с севера вместе с генералом Морозом, переговоров не ведут. Такие настроения — порождение специфического для обиженных русских людей национал-мазохизма. Конечно, Иные не имеют с нами ничего общего, и становиться в толкиеновской вселенной на сторону орков не надо. Гораздо лучше наслаждаться тем слепым пятном, в котором мы укрыты для западного сознания — Мартин на той же пресс-конференции признался, что о средневековой России почти ничего не знает. А жаль: если бы он мог прочесть хотя бы цикл романов Дмитрия Балашова «Государи Московские», начатый за 20 лет до «Игры Престолов», он бы обнаружил, что русские его опередили.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Искусство жизни
Искусство жизни

«Искусство есть искусство жить» – формула, которой Андрей Белый, enfant terrible, определил в свое время сущность искусства, – является по сути квинтэссенцией определенной поэтики поведения. История «искусства жить» в России берет начало в истязаниях смехом во времена Ивана Грозного, но теоретическое обоснование оно получило позже, в эпоху романтизма, а затем символизма. Эта книга посвящена жанрам, в которых текст и тело сливаются в единое целое: смеховым сообществам, формировавшим с помощью групповых инсценировок и приватных текстов своего рода параллельную, альтернативную действительность, противопоставляемую официальной; царствам лжи, возникавшим ex nihilo лишь за счет силы слова; литературным мистификациям, при которых между автором и текстом возникает еще один, псевдоавторский пласт; романам с ключом, в которых действительное и фикциональное переплетаются друг с другом, обретая или изобретая при этом собственную жизнь и действительность. Вслед за московской школой культурной семиотики и американской poetics of culture автор книги создает свою теорию жизнетворчества.

Шамма Шахадат

Искусствоведение
Шок новизны
Шок новизны

Легендарная книга знаменитого искусствоведа и арт-критика Роберта Хьюза «Шок новизны» увидела свет в 1980 году. Каждая из восьми ее глав соответствовала серии одноименного документального фильма, подготовленного Робертом Хьюзом в сотрудничестве с телеканалом Би-би-си и с большим успехом представленного телезрителям в том же 1980 году.В книге Хьюза искусство, начиная с авангардных течений конца XIX века, предстает в тесной взаимосвязи с окружающей действительностью, укоренено в историю. Автор демонстрирует, насколько значимым опыт эпохи оказывается для искусства эпохи модернизма и как для многих ключевых направлений искусства XX века поиск выразительных средств в попытке описать этот опыт оказывается главной созидающей и движущей силой. Изобретательность, с которой Роберт Хьюз умеет транслировать это читателю с помощью умело подобранного примера, хорошо продуманной фразы – сердце успеха этой книги.В формате PDF A4 сохранён издательский дизайн.

Роберт Хьюз

Искусствоведение / Прочее / Культура и искусство
Изображение. Курс лекций
Изображение. Курс лекций

Книга Михаила Ямпольского — запись курса лекций, прочитанного в Нью-Йоркском университете, а затем в несколько сокращенном виде повторенного в Москве в «Манеже». Курс предлагает широкий взгляд на проблему изображения в природе и культуре, понимаемого как фундаментальный антропологический феномен. Исследуется роль зрения в эволюции жизни, а затем в становлении человеческой культуры. Рассматривается возникновение изобразительного пространства, дифференциация фона и фигуры, смысл линии (в том числе в лабиринтных изображениях), ставится вопрос о возникновении формы как стабилизирующей значение тотальности. Особое внимание уделено физиологии зрения в связи со становлением изобразительного искусства, дифференциацией жанров западной живописи (пейзажа, натюрморта, портрета).Книга имеет мало аналогов по масштабу охвата материала и предназначена не только студентам и аспирантам, но и всем интересующимся антропологией зрения.

Михаил Бениаминович Ямпольский

Искусствоведение / Проза / Русская классическая проза