Русским зрителям я бы показывал, быть может, не весь фильм, но обязательно сцену, как кабардинская молодежь собирается перед видеомагнитофоном и сперва слушает любимого барда ичкерийских террористов Тимура Муцураева. Одно время он был популярен и у другой фракции тех же террористов — московской интеллигенции. Наш креативный класс обожал врубить что-нибудь про «Гелаевский спецназ» и «Двенадцать тысяч моджахедов». А потом та же молодёжь с интересом смотрит видео, как террористы перерезают глотки и отрезают головы русским солдатам Первой чеченской. Кто-то пытается возмутиться: «Нельзя резать людей как скот». Но на него набрасываются: «Ты что — за этих борщей?», русские якобы устроили «геноцид кабардинцев», а потому им надо отомстить.
Даже главная героиня фильма Илона возмущается только тогда, когда кто-то из гостей говорит про то, что «зря евреев не пустили на мыло». А пока речь идёт о нарезке русских — и она особо в дискуссию не лезет.
Не очень понятно, с какой внутренней субъективной целью Балагов это всё показал (бывают же сны «просто так»), но то, что он дал снимок той магмы, которая кипит под слоем пыли на Кавказе, — это несомненно. И на основе его фильма русским и как народу, и как движителю российской государственности следует сделать выводы весьма определённые и жёсткие. Мир без сильной власти в России, без русской культуры, русской силы и русского человеческого излучения, показанный Балаговым, слишком уж похож на ад. Причём отнюдь не первого круга…
Они сдавались за Лувр
«Франкофония»
Франция, Германия, Нидерланды, 2015.
Режиссёр и сценарист Александр Сокуров
Александр Сокуров — режиссёр экспортный, если не сказать — «экспатный». Его фильмы снимаются для европейских и американских кинофестивалей. Хотя в большинстве случаев дело ограничивается номинациями («Золотого Льва» Венеции Сокуров получил один раз — в 2011 году за «Фауста», а «Золотую пальмовую ветвь» Канн — ни разу), это даёт режиссёру достаточный статус «внутреннего иностранца», чтобы требовать от России «вернуть острова принадлежащие японскому народу», или призывать «не вмешиваться в дела Украины».
Однако в «Франкофонии» Сокуров зачем-то решил показать Европе саму Европу, да ещё и напомнить о старых грехах. А потому — предсказуемо провалился.
От Сокурова ожидался оригинальный фильм-экскурсия по Лувру, наподобие действительно удачного «Русского ковчега», посвящённого Эрмитажу. Вместо этого на зрителя обрушиваются без малого полтора часа какофонии: обрывочные и перепутанные сведения по истории великого музея переплетаются с историей катастрофы голландского сухогруза, везущего музейные коллекции за океан. По залам Лувра бегают, выкрикивая бессвязные фразы, символ Французской Республики Марианна и император Наполеон — выглядит всё это как дешёвая низкобюджетная пародия на голливудскую «Ночь в музее».
Монолог самого Сокурова построен так, что режиссёр кажется плавающим у доски двоечником. Он непрерывно повторяет слова, как люди, которые не знают что сказать: «Боже, боже. Что? Что? Лувр! Лувр!». Дальше следует какая-нибудь банальность, историческая ошибка или паясничание, вроде обращения к фото мёртвого Льва Толстого: «Спит. Просыпайтесь!». Весь фильм русского зрителя будет съедать чувство неудобства за так позорящегося перед французами соотечественника.
Единственной связной линией «Франкофонии» является история Лувра в оккупированном Париже, когда французский бюрократ (но отнюдь не искусствовед) Жак Жежар и немецкий граф и профессиональный музейный хранитель Франц Вольф Меттерних защищали от разграбления коллекции величайшего музея.
История эта изложена Сокуровым настолько путано, что её смысл от зрителя, скорее всего, ускользнёт. Навидавшись в годы Первой мировой войны чудовищных картин разрушенных памятников на оккупированной немцами территории Франции и Бельгии (расстрелянный собор в Реймсе, сожжённая Лувенская библиотека, взорванный донжон замка Шато де Куси), Меттерних твердо решил впредь такого не допустить и поэтому истово делал карьеру в нацистской партии, чтобы добиться крупных музейных постов.
В годы Второй мировой войны возглавляемая им организация следила за выполнением немцами соглашений об охране памятников, и главным смелым поступком Меттерниха стало то, что он, вопреки прямому распоряжению Гитлера, не допустил возвращения в Лувр его коллекции, укрытой в начале войны в замках долины Луары на территории формально независимого коллаборационистского «Французского государства» маршала Петэна со столицей в Виши. Тем самым Меттерних не подпустил к сокровищам Лувра ни нацистского идеолога Розенберга с его идеей «Музея фюрера», ни «коллекционера» Геринга, желавшего полакомиться трофеями. До конца войны шедевры так и остались в самой тихой части Франции, вдали от политических бурь и боевых действий, за что французы немецкому графу, безусловно, обязаны.