Истинная правда. Языки средневекового правосудия

Приносящему публичное покаяние судье вменялось также обязательное присутствие на похоронах своей жертвы[957]. Впрочем, эта часть процедуры часто была отнесена во времени, как и установление специальных знаков в память о совершенном преступлении. Ими могли стать таблички (ymages), сделанные из камня, кожи или серебра (очень редко из дерева), на которых кратко излагалась суть дела и последовавший за ним приговор[958]. Иногда, как в деле из Каркассона, на табличке изображались и само преступление (повешение клириков), и сцена принесения покаяния всеми виновными, «согласно их статусу»[959]. Вывешивались такие знаки в публичных местах для всеобщего обозрения: около виселицы, на рыночной площади, в церкви или в здании суда[960]. Интересно, что их название (amende honorable) совпадало с названием всего ритуала в целом[961]. (Илл. 56)

Иногда вместо табличек (редко – вместе с ними[962]) устанавливались статуи (также обозначаемые термином ymages) или «портретные» надгробия[963], как в случае двух клириков, повешенных Гийомом Тиньонвилем. Они изготавливались на деньги обвиняемого и изображали его самого и/или его жертв[964]. К сожалению, отсутствие сколько-нибудь детальных описаний лишает нас возможности порассуждать о достоверности этих изображений (как, впрочем, и «имитаций в натуральную величину», заменявших при необходимости разложившийся труп)[965]. (Илл. 57) Еще одним памятным знаком могла стать и часовня, построенная на средства все того же проштрафившегося судьи; в ней назначались заупокойные мессы[966].

Итак, ритуал снятия с виселицы и публичного покаяния судьи завершался. Преступник, полностью искупив свою вину, возвращал себе привычный облик, а часто – и прежнюю должность[967]. Так, Пьер де Морне, сенешаль Каркассона, подписавший в 1402 г. приказ о казни четырех клириков и обвиненный в нарушении прав юрисдикции, пережил многолетнее следствие (дело шло с перерывами, возобновляясь в 1408 и 1411 гг.) и в 1414 г. снова занял свой пост[968]. В уже упоминавшемся выше деле прево Парижа Гийома де Тиньонвиля приведение приговора в исполнение вообще оказалось отложенным на неопределенный срок именно потому, что обвиняемый занимал слишком высокую должность в королевском суде. Только его смещение с поста в 1408 г. (при захвате Парижа бургиньонами арманьяк Тиньонвиль был заменен на Пьера дез Эссара) позволило решить дело. Однако и после принесения публичного покаяния Гийом де Тиньонвиль не оставил службу: вплоть до своей смерти в 1414 г. он трудился в королевской Счетной палате.

Впрочем, смысл публичного покаяния заключался, очевидно, не только в возвращении провинившегося судьи на старую (или какую-то новую) должность. Прежде всего этот ритуал был призван продемонстрировать окружающим два основных принципа французского королевского правосудия эпохи позднего Средневековья: его строгость и милосердие. Отринув (пускай на время) одного из своих членов[969], заставив его признать свою вину, пережить символическую смерть и очиститься от совершенного преступления, зарождающаяся корпорация судебных чиновников тем самым лишний раз могла продемонстрировать окружающим собственную справедливость и профессионализм. Возможность наказать человека, не уничтожая его физически, свидетельствовала о милосердном характере светской власти, способной исключить месть со стороны родственников невинно убиенной жертвы[970].

Совершенно очевидно, что процедура снятия с виселицы (как и любая другая форма публичного покаяния) представляла собой вариант культурно-исторического ритуала и выполняла именно те функции, которые характеризуют так называемый вынуждающий или запрещающий ритуал: функции сообщения (передачи необходимой для окружающих информации), отвода агрессии и создания единого сообщества людей. Именно последняя из перечисленных функций получала в процедуре снятия с виселицы особое звучание. Признавая за тем или иным судьей право на ошибку и ее исправление, окружающие тем самым предоставляли ему право вновь стать достойным членом общества. Ту же возможность (хотя и посмертно) обретал и несправедливо казненный человек. Социальный порядок таким образом казался вполне восстановленным.

О пользе фрагментарной рефлексии (вместо заключения)

В этой книге я попыталась ответить на вопрос, чем же была на самом деле та «истинная правда», которую искали в суде люди Средневековья. В мои задачи входило проследить некоторые особенности средневекового правосознания, понять, как в то время воспринимались уголовный процесс, тюремное заключение, система наказаний, институт обязательного признания. Что говорили и как вели себя люди в зале суда, как пытались защитить себя, оказавшись в роли обвиняемых.