Истинное имя

По какой-то непонятной прихоти наставник Хлорд с первого дня занятий поставил его в пару с Пастухом. С этим проклятым выскочкой, чумазым полукровкой, самозваным Риксом, нагло затесавшимся в число учеников. У Дарнторна накопилась масса прозвищ для соперника на тренировочной площадке, и подчас они срывались с языка почти помимо воли.

Поначалу стоять в паре с Пастухом было даже забавно. Южанин путался в простейших стойках, да и тренировочным мечом размахивал, как баба коромыслом. Льюберт мог без труда отвлечь его каким-нибудь обманным движением, а потом от всей души заехать своему противнику по локтю, по плечу или по ребрам. Что Дарнторн и делал всякий раз, когда считал, что мастер их не видит. В остальное время Льюберт тыкал Рикса носом в каждую ошибку и осведомлялся, не мечтает ли Пастух вернуться к прежней жизни, явно подходившей ему больше, чем учеба в Академии. Если бы в ответ тот злился или огрызался, торжество Дарнторна было бы полным. И, возможно, он даже сумел бы выкинуть из головы ту драку во дворе, память о которой до сих пор мешала ему спать и отравляла будни в Академии. Но увы — в ответ на все его издевки Рикс чаще всего молчал, как будто бы дал себе слово ни за что не ссориться с Дарнторном, и теперь упорно следовал этому правилу.

У Пастуха по неделям не сходили синяки, полученные на тренировочной площадке, но он с поражавшим Льюберта упрямством делал вид, что все в порядке. Стоило южанину пожаловаться мастеру, и тот нашел бы для него другую пару, но вместо этого на каждом утреннем разводе Рикс, упрямо поджав губы, вставал против Льюберта и салютовал ему мечом. После чего Дарнторну оставалось только повторить его движение и, скрепя сердце, приступить к занятиям, мысленно посылая к фэйрам Хлорда, Пастуха, а заодно самого себя — за то, что он помог «дан-Энриксу» попасть в Лакон.

В скриптории, где проходили дневные занятия, Дарнторн зевал от скуки. Чтению с письмом Льюс научился еще дома, так что теперь мог пренебрежительно поглядывать на остальных. Пастух старательно выписывал слова и предложения из книги на свою дощечку, тряс рукой, чтобы дать передышку онемевшим пальцам, и опять упрямо брался за работу, низко наклонившись над столом. Ходивший по скрипторию наставник то и дело бросал ему «Выпрямись!», и энониец, вздрогнув, на пару минут садился прямо. Льюберт наблюдал за ним с улыбкой тайного злорадства. Слушать, как Пастух пытается читать какой-нибудь отрывок, было еще веселее. Крикс все время запинался, то надолго замолкая перед каждым словом, то пытаясь прочитать всю фразу одним махом и безбожно путая слова. Льюс передразнивал особенно забавные ошибки, и его друзья с готовностью хихикали. Даже наставнику часто не удавалось удержаться от улыбки. Но несколько дней назад произошла история, из-за которой удовольствие от письменных занятий раз и навсегда поблекло.

Им велели выписать из книги внушительный фрагмент поэмы Хэна Мордвуда «Холмы Равейна». Для копирования предлагалась Песнь Двенадцатая, из которой Алэйн Отт столетием позднее сделал свою знаменитую балладу. За работу принялись с особенным энтузиазмом, потому что мэтр Хайнрик, их наставник, обещал на сей раз отпустить пораньше всех, кто справится с заданием. Среди тех, кто завершил с работу раньше срока, к удивлению Дарнторна, был Пастух, который подошел к столу наставника почти одновременно ним самим. Все уже предвкушали, как отдадут Хайнрику таблички и отправятся по собственным делам, но мастер объявил, что переписанные тексты нужно взять с собой и к следующему занятию выучить отрывок наизусть. Лаконцы чуть не застонали, осознав, что вечер будет непоправимо испорчен зазубриванием стихов. Невозмутимость сохранил один только Пастух, который заявил, что он и так уже запомнил тот кусок, который переписывал. «Хочешь сказать, что ты готов прочесть балладу наизусть? — заинтересовался Хайнрик. — Очень хорошо! Послушаем. Все, кто закончил, могут уходить». Крикс покосился на табличку, и кое-кто из лаконцев захихикал, но потом Пастух пожал плечами, положил скопированный текст на стол перед наставником и стал читать по памяти. В начале Хайнрик пару раз поправлял мелкие неточности, но потом перестал, хотя следившие за чтением заметили, что некоторые слова «дан-Энрикс» заменил другими. Постепенно справившись с волнением, Пастух заметно разошелся и закончил декламировать балладу с явным воодушевлением. Дарнторн скрипел зубами, слушая, как Хайнрик ставит Рикса в пример остальным ученикам и говорит, что, если бы они не просто механически переписали текст, а постарались заинтересоваться его содержанием, то наверняка могли бы сделать то же, что и их товарищ. Льюберт, в свою очередь, считал, что дело тут только в хорошей памяти, помноженной на вечное стремление «дан-Энрикса» казаться умнее, чем он есть.