Для подавляющего большинства семей приобретение дома – самая крупная финансовая сделка в жизни. Это один из самых важных моментов для взрослого человека, свидетельство его тяжелой работы. И он доверяет людям, которые участвуют в процессе. Когда сотрудник банка объявляет, что вы имеете право на получение кредита, вы верите, что все цифры точны и банк не позволит вам взять на себя больше, чем вы можете себе позволить. Если кредит одобрен, агент по недвижимости так радуется за вас, будто собирается переезжать в дом вместе с вами. А когда заканчивается бумажная работа, обычно происходит церемония подписания. В своем воображении вы открываете шампанское. Присутствует ваш агент, присутствует курирующий вас сотрудник банка, и вы верите, что они принимают ваши интересы близко к сердцу. Когда они кладут перед вами стопку бумаг, вы доверяете им и подписываете. И снова подписываете. И снова. И снова.
Я оглядела комнату, полную юристов, уверенная, что ни один из них, приобретая свой первый дом, не прочитал собственные ипотечные документы до последнего слова. Когда я покупала квартиру, я этого не сделала.
Банкиры говорили об ипотечных кредитах так, словно не имели ни малейшего представления о том, чем эти кредиты являются для людей и кто эти люди. Мне показалось, что они составили для себя крайне неверное представление о характере и ценностях борющихся домовладельцев. А я встречалась со многими из этих людей. Для них покупка дома была не просто инвестицией. Это было достижение, акт самореализации. Я вспомнила мистера Шелтона, который постоянно был чем-то занят во дворе своего дома – подрезал розы по утрам, вечно косил, поливал, удобрял. В этот момент я спросила одного из юристов:
– Разве вы никогда не видели человека, который гордится своим газоном?
Мы продолжали препираться. Похоже, у них сложилось неверное впечатление, что меня можно запугать и заставить подчиниться. Я не сдавалась. Ближе к концу встречи генеральный юрисконсульт JPMorgan сделал то, что, по-видимому, считал хитрым тактическим ходом. Он объявил, что его родители живут в Калифорнии, что они голосовали за меня и любят меня. И заверил, что у меня на родине много избирателей, которые были бы просто счастливы, если бы я согласилась на урегулирование. Это был хороший ход с политической точки зрения – он был в этом уверен.
Я посмотрела ему прямо в глаза:
– Нужно ли мне напоминать вам, что речь идет о разбирательстве правоохранительных органов?
В комнате повисла тишина. Прошло уже сорок пять минут, разговор продолжался достаточно долго.
– Послушайте, в вашем предложении не содержится ни намека на признание ущерба, который вы нанесли, – продолжала я. – Вы должны понимать, что я имею в виду именно то, что говорю. Я намерена расследовать все нарушения. Все.
Ко мне повернулся главный юрисконсульт банка Wells Fargo:
– Что ж, если вы все равно будете продолжать расследование, зачем нам договариваться с вами?
– Вы должны сами принять это решение, – ответила я.
Покидая совещание, я приняла решение выйти из переговоров.
Я написала письмо, в котором объявила о своем решении, но отложила его отправку до вечера пятницы, до момента закрытия бирж. Было понятно, что мои слова могут повлиять на рынки, а это не входило в мои планы. Я не собиралась вставать в красивую позу, устраивать сцены или снижать цены на акции. Мне надо было добиться справедливости для миллионов людей, которые нуждались в помощи и заслуживали ее.
«На прошлой неделе я посетила Вашингтон, округ Колумбия, в надежде продвинуть нашу дискуссию вперед, – написала я. – Но мне стало ясно, что от Калифорнии требуется отказ от более широкого набора претензий, чем мы можем принять. К тому же требуется оправдать поступки, которые не были должным образом расследованы. После долгих размышлений я пришла к выводу, что это не та сделка, заключения которой ожидают калифорнийские домовладельцы».
И начались звонки. От друзей, которые боялись, что я нажила себе слишком сильного врага. От политконсультантов, которые советовали мне собраться с силами, потому что банки собираются потратить десятки миллионов долларов, чтобы вышвырнуть меня из прокуратуры. От губернатора Калифорнии: «Надеюсь, вы знаете, что делаете». От чиновников Белого дома и секретарей кабинета министров, которые пытались вернуть меня за стол переговоров. Давление было интенсивным (и постоянным), и оно шло со всех сторон: от давних союзников, давних противников и всех, кто находился между ними.
Но было и то, что противостояло этому давлению. Зазвучали миллионы голосов домовладельцев, активистов и правозащитных организаций, которые мобилизовались, опираясь на нашу стратегию. Мы знали, что не одиноки.
И все же это был тяжелый период. Перед сном я произносила небольшую молитву: «Боже, пожалуйста, помоги мне поступить правильно». Я просила помощи в выборе правильного пути и мужества, чтобы оставаться на этом пути. Больше всего я молилась о том, чтобы семьи, которые рассчитывают на меня, оставались в безопасности. Я понимала, как много поставлено на карту.