Истоки первой мировой войны

В деятельности обоих союзов — франкороссийского и германо-австрийского, политика банковских инвестиций служила внешней политике правительств. В случае французской финансовой помощи России это в большей мере была операция прибыльная. Германские инвестиции в Австрии назывались определенными финансовыми жертвами. В других сферах, где министры иностранных дел надеялись использовать финансовую политику для поддержки своей внешней политики — в Турции, на Балканах или Марокко, к примеру, — финансовые прибыли и потери создавать было трудно, и они зависели не только от заинтересованности в займе, но и от заказов на товары, которые часто являлись главным условием займа и которые (поскольку во многих случаях банки владели большой долей акций фабрик, производивших товары на экспорт), конечно, приносили прибыль банкам. Банки участвовали в бизнесе в основном для того, чтобы делать деньги для себя и своих клиентов, но в сложной системе международных финансов, которая развилась с ростом промышленного капитализма в Европе, отношения между банкирами и правительствами были, возможно, теснее, чем правительственные отношения с любыми другими заинтересованными группами. Иногда банкиры вынуждали правительства принимать меры — в возращении долгов из Египта, или заставляя Китай «открыть двери». Иногда правительства заставляли банки делать инвестиции из политических соображений в сферы, где финансовые выгоды не появлялись сразу.

Эти отношения становились легче благодаря тому, что во многих европейских странах банкиры были социально ближе к людям, осуществлявшим политическую власть, чем большинству других бизнесменов, хотя тот факт, что они могли навязать свои взгляды политикам, не означает, что они это делали. И все-таки они были частью того же социального круга: Ревьер, французский премьер-министр времен марокканского кризиса, сам был банкиром, а германское правительство использовало его финансовые знакомства в Германии, чтобы усилить свое давление на французское правительство в 1905 г. Лорд Розбери, британский премьер-министр в 1894–1895 гг., был женат на Ротшильд. Оба — Кидерлен-Вехтер и Бетман Гольвег — выходцы из семей банкиров. Сэр Эрнст Кассель, финансист, гражданин Германии, проживавший в Лондоне, был известным членом круга друзей короля Эдуарда VII. Гольштейн, наиболее влиятельная фигура германского министерства иностранных дел в десятилетие перед 1906 г., был близким другом Пауля фон Швабаха, главы банка Бляйхредер, основателем которого был Бисмарк, личный финансовый советник и один из немногих евреев, возведенных в прусское дворянство. Тиса, премьер-министр Венгрии в 1914 г., был большим другом главы одного из банков в Будапеште. Даже в строго разделенной социальной системе Австрии венские банкиры, хотя они были Ротшильды, причислялись к второсортному обществу. Варбургский банковский дом в Гамбурге имел тесные связи с министерством иностранных дел, его глава Макс Варбург был приглашен гостем кайзера на регату в Киль и был шокирован, когда па обеде в Гамбурге в июле 1914 г. он услышал, как кайзер говорил о возможности предупредительной войны против Франции[246].

Международные банки находились в парадоксальном положении, характерном, возможно, для всей капиталистической системы Европы. С одной стороны, через тесное взаимодействие с правительствами они были вынуждены из-за инвестиционной политики приводить к сплочению в союзы и к росту колониального соперничества. С другой — они получали прибыли от роста международной торговли и были заинтересованы в обеспечении ее непрерывности, несмотря на международную напряженность. У них были тесные личные и семейные связи с иностранными банками: Ротшильды были наиболее известной международной династией, Варбурги из Гамбурга, к примеру, находились в родстве по браку с двумя старшими партнерами нью-йоркского банковского дома, Куном, Лоэбом и одним из директоров российской фирмы Гинзбургом. Во время кризиса в июле 1914 г. глава лондонских Ротшильдов использовал, хотя и безуспешно, все свое влияние, чтобы заставить «Таймс» перестать пропагандировать политику Британии по поддержке Франции и России. Одним из наиболее значительных факторов, работавших против вступления Британии в войну, было заявление Грея 31 июля о том, что «коммерческая и финансовая ситуация чрезвычайно серьезна» и что «существовала опасность совершенного краха, который приведет к нищете»[247].