Международные связи банкиров и бизнесменов иногда использовались для секретных дипломатических переговоров. Визиту в Берлин лорда Гол-дана в 1912 г. для переговоров о морском разоружении предшествовали контакты между Альбертом Баллином, главой пароходной линии Гамбург — Америка, и финансистом Эрнстом Касселем. Баллин снова посетил Лондон 24 июля 1914 г. и был приглашен Касселем на обед для встречи с Черчиллем и Голдаиом. Он поведал британским министрам о возможных условиях английского нейтралитета в случае войны. Многие люди верили, что существование такой сети личных и деловых контактов во всей Европе сделает войну нереальной, поскольку никто не выиграет от войны. «В настоящее время в Европе много миролюбивых сил, — сказал лидер бельгийских социалистов Эмиль Вандервельде, когда его спросили об опасности войны в 1911 г., — начиная с еврейских капиталистов, которые оказывали финансовую поддержку многим правительствам…»[248]
. Английский публицист Норман Ангел доказывал в своей широко известной книге «Великая иллюзия» (1909), что война принесет экономическое разрушение победителю и побежденному и что «капиталист не имеет страны, и он знает, будь он современным, оружие, завоевания и манипуляция с границами принесут поражение ему и многим таким, как он»[249].Природа экономической жизни в начале двадцатого столетия была такова, что международная торговля и финансовые связи часто имели двусторонний политический эффект. Существовало все еще много бизнесменов, которые верили, что рост международной торговли неотвратимо приведет к невозможности войн, другие же, столкнувшись с падением доходов и сильной конкуренцией, становились националистами и заботились о том, чтобы правительство защищало их интересы, вводя тарифы или оказывая более сильную дипломатическую, а в некоторых случаях, по крайней мере в колониально-территориальных спорах, — военную поддержку. К концу девятнадцатого столетия все ведущие европейские государства, исключая Великобританию, ввели защитные тарифы. Размеры и сущность тарифов были предметом острых споров во внутриполитической жизни, стабильность консервативного блока, на который опиралось германское правительство в парламенте, зависела от процесса заключения сделок между аграриями и промышленниками. Политика протекционизма влияла и на международные отношения. Тарифы стали важным дипломатическим оружием. Возобновление приверженности Италии к Тройствен-Тройственному союзу в 1891 г. в основном зависело от одновременного подписания торгового договора, выгодного для Италии[250]
.Большое государство могло использовать дискриминационные тарифы, чтобы навязать свою волю маленькому государству, как делали австрийцы во время «войны свиней», пытаясь помешать установлению тесного экономического союза Сербии с Болгарией и заставить сербов продолжать покупать оружие у Шкоды, а не у Шнейдер-Крёзо. Это закончилось полным поражением Австрии. Ее попытки навязать свою волю, запрещая сербский экспорт, привели к тому, что Сербия нашла другие рынки сбыта, уменьшилась ее зависимость от Австрии и увеличилась враждебность сербов к Габсбургской монархии. Каждая страна жаловалась на специфические тарифы в других странах, но это приобретало международную политическую значимость тогда, когда отношения между государствами ухудшались по другим причинам. Франция не обращала особого внимания на новые тарифы в Германии, которые были введены в 1906 г. во время относительно хороших отношений двух стран, и начала серьезно жаловаться, когда эти отношения ухудшились. После кризиса в Агадире поступали жалобы от Германии на недружелюбное и бюрократическое отношение французских таможенных офицеров по отношению к германским экспортерам. Таким образом, экономические разногласия помогли аргументировать растущую враждебность между двумя нациями.
Переговоры о возобновлении германских коммерческих соглашений, подписанных в 1904–1905 гг., не только иллюстрировали некоторые серьезные экономические и политические проблемы, стоявшие перед Германией накануне войны, но и резко увеличили антагонизм между Германией и Россией. В начале 1914 г. в Германии произошел спад производства и от этого возросло напряжение между производителями, которые хотели иметь широкий рынок сбыта и были готовы к снижению тарифных барьеров, надеясь на расширение торговли. Представители же сельскохозяйственного сектора, которых в Пруссии было большинство, настаивали на» создании или увеличении существующих защитных тарифов.