Этот факт, мне кажется, для историков особенно важен. В самом деле, у историков нет другой платформы для исследования прошлого, кроме платформы настоящего (и в смысле настоящего состояния общества, и в смысле их собственного способа мышления, логики). Но это настоящее может быть по-разному рассмотрено: либо это настоящее выступает как некий завершенный результат истории, и тогда вся история поворачивается в плане предыстории современности; либо современность рассматривается не просто как результат, но как момент движения, и тогда предыдущая и будущая история оказываются слитыми. Тогда возможна и критическая оценка современности с каких-то более высоких позиций как момента в непрерывном движении, которое протекает дальше, к будущему.
И действительно, когда Маркс рассматривает современное общество и человека в современном обществе, он делает отправным пунктом рассмотрения будущее, т.е. некоторые потенциальные возможности будущего человека как универсального существа. И с этой точки зрения Маркс критически анализирует мир, отношения, в которых живет современный человек, разделение труда, классы и пр. Эти современные отношения принимают исторический характер только тогда, когда мы покажем их историчность с позиций будущего. Оказывается, историческая концепция в данном случае включает в себя момент будущего. А как это возможно, в рамках какой логики?
Попытаемся это разъяснить. Дело в том, что, когда я характеризовал диалектическую логику как открытую систему, это означало только то, что такая система, если мы начнем в ней двигаться логически, принципиально никогда не может быть завершена. То, что Гегель ее фактически завершил и свел в систему категорий, было как раз недостатком гегелевской диалектики: сама она не может быть уложена ни в какую систему категорий, не может быть выражена окончательно, раз и навсегда.
Конечно, если мы берем диалектику как некий логический процесс, то в каждый данный момент логическое движение можно остановить и выразить получившийся результат в виде структуры неких категорий. Это будет «мгновенный срез» системы, где время как фактор логического движения исключено. Можно получить много самых разных срезов науки, общества, культуры. Эти срезы связаны исторически, но в рамках формальной логики эта связь не дана и понять ее нельзя, – нужна логика органической системы. Это и есть одна из главных задач историка – установить, как и почему эти срезы связаны, т.е. пройти сквозь эти срезы по координате, которая в самих срезах отсутствует, – по координате времени.
Получив «мгновенный срез» системы, мы тут же должны либо в рефлектирующем движении «снять» структуру, либо перейти в план мышления уже не диалектической, а формальной логики, логики механической системы. А это одновременно означает снятие историзма и рефлексии. Каждый такой «срез» может использоваться лишь как конечная формальная аппроксимация (приближение, приближенное изображение) бесконечного, диалектического, содержательного, рефлектирующего логического процесса. Эта система остается открытой, незавершенной, ибо открытым и незавершенным остается процесс становления в человеческой предметной деятельности самого человека как универсального существа. Диалектика по сути дела и есть логика развития этой предметной деятельности.
Однако воспользоваться этой логикой в конкретном историческом исследовании оказывается не так-то просто. Здесь для историка возникает, например, такое серьезное затруднение. При любом научном, в том числе и историческом, исследовании человек, как уже говорилось, сознательно или бессознательно опирается на какую-то логику. Какую же логическую систему мы фактически используем для исследования исторического процесса? Очевидно, что мышление современного человека в значительной степени определяется существованием современной науки как некоего целого, в котором задает тон естествознание, если же говорить в еще более узком смысле, – так называемое точное естествознание с его логикой, его способом мышления. И можно показать, что логика, которая определяется этой системой научного мышления и воспитывается современной системой образования, есть логика механических систем. В наиболее общей форме это связано с тем, что наука исследует прежде всего мир так называемых вещных отношений, а логика мира этих вещных отношений и есть логика механических систем. Точнее, человек так включен в мир вещных отношений, что этот мир выступает перед ним прежде всего как механическая система. (Вопрос о том, как возникла эта система вещных отношений и что с ней будет дальше, мне кажется также очень важным и существенным для историка.)