Историческая наука и некоторые проблемы современности. Статьи и обсуждения

Как же оценить всю сумму взглядов Р. Люксембург на сознательность и стихийность в революции? Нам представляется, что эта оценка не может быть однозначной. Вряд ли можно ставить знак равенства (хотя сама Р. Люксембург так и делала) между концепцией в целом и ее конкретным звучанием в определенных, исторически ограниченных условиях. И в данном вопросе, где ошибки и слабости левых особенно очевидны, нельзя ни в коей мере стирать демаркационную линию между революционным и реформистским направлениями немецкой социал-демократии. Между тем это нередко делается. «Левые, – писал, например, Б.А. Айзин, – допускали серьезную ошибку, шли на принципиальную уступку оппортунистическим хвостистским лидерам, когда вслед за ними повторяли, что стачка „стихийна“, „не может быть“ подготовлена и назначена руководителями рабочих… Считая массовую политическую стачку „стихийной“ и недооценивая руководящую, организующую роль партии, левые склонны были даже согласиться с руководством партии, отказывающимся от проведения ее в тот момент в Германии. Роза Люксембург называла тогда (речь идет о конце 1905 г. – Г.А.) вредной мысль „искусственно вызвать крупное массовое движение“»

[241].

Как показывают факты, и прежде всего история гамбургской стачки января 1906 г., Р. Люксембург осуждала идею массовой политической забастовки не вообще, а в бернштейнианском ее воплощении. В истории рабочего движения не раз бывало, что представители правого его крыла пытались утилизировать радикальные средства борьбы, выхолостив их революционное содержание. Бернштейнианцы полагали, что им удастся подключить массовую стачку к привычным тактическим средствам, связав ее с парламентаризмом и сделав простым орудием последнего. Соответственно с этим самый лозунг массовой забастовки они расценивали в 1905 – 1906 гг. в духе строго ограниченной акции, не выходящей за рамки реформы существующего прусского избирательного права. Указывая на желание сторонников Бернштейна сузить «общественное значение и историческую арену массовой стачки, как явления и как задачи классовой борьбы», Р. Люксембург писала: «Результат русской революции был бы… слишком плачевен и до смешного ничтожен, если бы германский пролетариат, как хотят Фроме, Эльм и проч., воспользовался ею только для того, чтобы ухватиться за одну ее внешнюю форму… и сделать из нее запасную пушку на случай отмены всеобщего избирательного права, сведя ее, другими словами, до жалких размеров парламентской оборонительной

борьбы»[242].

Спор шел, таким образом, о характере, масштабах возможного революционного действия и, больше того, о перспективе социального преобразования. Отклоняя бсрнштейнианский проект, в частности, потому, что им исключалась активизация экономической борьбы пролетариата с капиталом

[243], Р. Люксембург противопоставляла в сложившихся условиях не вообще стихию вообще организации, как думает Б.А. Айзин, а конкретно: революционную стихию оппортунистической

организации. «Не на верху, в вершинах руководящих организаций, и в их федеративном союзе, а внизу, в организованной пролетарской массе, находится оплот действительного единства рабочего движения»[244]. Видя, что выработка платформы революционного действия на уровне высших партийных инстанций фактически безнадежна, Р. Люксембург на многочисленных митингах призывала немецких рабочих в ответ на происки реакции самим, снизу применить «русское средство борьбы» – всеобщую забастовку.

Известно также, что спор о практическом применении «русского опыта» в германских условиях явился одним из решающих факторов размежевания левых и формирующегося центризма. Каутский, в отличие от Р. Люксембург, не одобрил инициативы, исходящей непосредственно от пролетарских низов. «Устроить, напр., теперь, в Гамбурге, – писал он буквально накануне январских событий, – массовую стачку для защиты существующего там избирательного права было бы величайшим безумием. Массовая стачка ради одного города! Применение самого крайнего и самого сильного оружия пролетариата, которое потребует крайнего напряжения сил и высшего самопожертвования, и все это для того только, чтобы защитить от дальнейших ухудшений нынешнее, и без того жалкое, классовое избирательное право!»[245] Спустя некоторое время Каутский же открыто заявил, что, поскольку организованность германского пролетариата недостаточна (так как имеющиеся у рабочих организации еще не приспособлены к массовой борьбе и могут подвергнуться риску преждевременного разгрома), центром тяжести социал-демократических действий на ближайший период должна быть разъяснительная агитация о «трудностях проведения всеобщей стачки при современных условиях в Германии»[246].